приобрела огромное значение в международной политической жизни, она не была единственной проблемой для Англии, Испании, Франции и Германии. Разве Англии следовало уйти из Ирландии ради защиты дела протестантства? Разве Испании следовало уйти из Средиземноморья, чтобы вернуть Нидерланды? Как было точно сказано: «Такова была реальная альтернатива, поскольку ни одно европейское государство не имело достаточных ресурсов, чтобы эффективно сражаться в Нидерландах и при этом добиваться своих политических целей где-то еще»[661]. Таким образом, «Дебора» и «Моисей» были недостижимой мечтой. Идеологические политики не всемогущи: Новый Иерусалим оставался миражом. Тем не менее никогда прежде ставки не были столь высоки, а опасности так серьезны. Когда Непобедимая армада огибала мыс Лизард в июле 1588 года, Елизавета находилась в изоляции. В конечном счете спасение протестантской Англии оказалось делом случая.

10

Религиозная политика Елизаветы

Парадоксально, но по завершении елизаветинского религиозного урегулирования выяснилось, что урегулировано далеко не все. Королевскую супрематию восстановили, Акт о единообразии вступил в действие на праздник Святого Иоанна Крестителя 1559 года (24 июня), и конфискованные церковные земли остались в руках мирян – существенный момент, неоспариваемый до прихода к власти архиепископа Лода. Акт о единообразии требовал, чтобы каждый кафедральный и приходской «викарий» (важное слово, поскольку «священник» теперь отдавал «папством») «произносил и использовал утреннюю молитву, вечернюю молитву, празднование Тайной вечери и отправление каждого из Святых Даров согласно отредактированной «Книге общих молитв»[662], но это не означало, что Англия немедленно стала протестантской в глазах центрального правительства, значительные миссионерские усилия по завоеванию сердец и умов прихожан (особенно в отдаленных графствах и на приграничных территориях) еще предстояло совершить. За пределами Лондона, юго-восточных графств, районов Восточной Англии и таких городов, как Бристоль, Ковентри, Колчестер и Ипсвич, при восшествии Елизаветы на престол доминировало католичество; епископы и большинство приходских священников были приверженцами Марии или традиционалистами, а полностью убежденных протестантов насчитывалось совсем немного. Несмотря на то что Елизавета и Сесил переняли все негативные и деструктивные элементы антипапизма времен Генриха и протестантства периода Эдуарда, они не располагали достаточными ресурсами для построения англиканской церкви, хотя неверно рассматривать их задачу исключительно в конфессиональном смысле. На том этапе проявлялась сильная инерция среди тех, кто рассматривал церковь как богатую организацию, которую следовало обобрать, или как общественно-политическое объединение, лидеры которого были местной властью и чьи праздники определяли жизнь общины. Протестантство с его пристрастием к «благочестивой» проповеди и изучению Библии казалось научным вероучением, непривлекательным для сельских жителей, воспитанных в устной традиции и символической обрядности средневековой Англии.

Поскольку только один из назначенных Марией епископов согласился присягнуть королевской супрематии, всех остальных лишили должностей и заменили протестантами. Сесил провел новый набор, выбрав людей из Кембриджа (было всего лишь три исключения) – университетских профессионалов, связанных с группой «афинян», которые при Марии в большинстве случаев находились в изгнании. Те, кто не уехал за границу, как Мэтью Паркер, архиепископ Кентерберийский (1559–1575), жили частной жизнью или скрывались, – кроме Уильяма Даунхэма, служившего капелланом Елизаветы[663]. Однако протестантство большинства этих людей противоречило консервативным взглядам королевы. Несмотря на то что верховная власть Елизаветы над церковью в основном представляла собой делегированный контроль, прерываемый редкими, но решительными вмешательствами, ведущие епископы, такие как Эдмунд Гриндал, епископ Лондона (позже также Йорка и Кентербери), Томас Бентам, епископ Ковентри и Личфилда (участник создания Женевской Библии), Роберт Хорн, епископ Винчестер, Джон Паркхерст, епископ Норвич, Джеймс Пилкингтон, епископ Дарем, Эдвин Сэндис, епископ Вустер, и Эдмунд Скамбиер, епископ Питерборо, поддерживали стремление возвратившихся изгнанников к реформации, выходящей за рамки условий Акта о единообразии. Хотя эти епископы редко отказывались обеспечивать выполнение королевского курса (лишь Гриндал как архиепископ Кентербери пожелал сказать Елизавете, что он подчиняется только Богу), их едва ли удовлетворял политический компромисс, который представляло собой урегулирование 1559 года. Люди кальвинистских убеждений, они сочли это урегулирование ущербным, хотя было бы чересчур смело сказать, что елизаветинскую церковь захватило эмигрантское руководство, противоречившее замыслам Верховного правителя[664].

Акты о супрематии и единообразии подкрепляли королевские предписания и надзорные комиссии для приведения их в исполнение[665]. Разработанные Сесилом и его людьми в июне 1559 года, эти предписания повторяли распоряжения лорд-протектора Сомерсета, в свою очередь восходившие к приказам Томаса Кромвеля, пусть с изменениями и дополнениями. Духовенству предписывалось соблюдать королевскую супрематию и проповедовать против предрассудков и папизма; иконы, мощи и чудеса порицались (но удивительным образом не запрещались); в церквях надлежало помещать Библию и «Парафразы» Эразма Роттердамского; проповеди без лицензии объявлялись вне закона; о рекузантах следовало сообщать в Тайный совет или местным мировым судьям; литанию нужно было заменять на процессии, за исключением дней молебнов; в каждой церкви требовалось установить кафедру и ящик для пожертвований. Священники могли жениться только с позволения своего епископа и двух мировых судей. Кроме того, им надлежало должным образом одеваться – хотя тогда установленной нормой было облачение 1552–1553 годов; запрещалось перебивать проповедников; на службах следовало соблюдать надлежащее благоговение (вставать на колени во время молитвы и кланяться при имени Иисуса). Убирать из церквей алтари стало не обязательным, но можно было заменять их престолами, если так решат викарий и церковный староста или инспекторы. И наконец, на все печатные издания следовало получать разрешение[666].

Однако явная сдержанность предписаний относительно икон, оставшихся мощей и алтарей обманчива. Хотя Елизавета желала избежать иконоборчества времен правления своего брата, инспекторы 1559 года были жесткими протестантами. Если на бумаге 125 членов комиссии были разделены на шесть округов, то на практике реальную работу в каждом районе исполняло небольшое количество церковников и юристов, причем первыми руководили изгнанники времен Марии, а вторыми – их сторонники. Инспекции происходили в конце лета и осенью: инспекторы отмечали согласие в сочетании с некоторым количеством «укоренившейся неуступчивости»; сохранившиеся отчеты церковных старост показывают, что эти расследования были столь же взыскательными, как и во времена Генриха и Эдуарда[667]. За прибытием инспекторов тут же следовало удаление алтарей и икон; сожжение распятий, статуй, стягов, украшений, а иной раз и облачения священников. В северном округе Эдвин Сэндис восхвалял Елизавету за уничтожение «кораблей, сделанных для Баала», вместе с алтарями и распятиями, «сооруженными ради идолопоклонства»[668]. В большинстве приходов древние предметы культа и обряды уничтожались со скоростью, которая свидетельствует о неполноте реставрации при Марии, хотя кампания иконоборчества продолжалась до 1570 года, а отдельные примеры «папистских» пережитков сохранялись в Уэльсе и северных графствах до 1595 года[669]. Хотя протестантство никогда полностью так и не стерло память о святых, упадок их культа был необратим, многих святых забыли. Тем не менее их протестантские заменители (преимущественно религиозные наставления и чтение Библии) принимались со смешанными чувствами. Более того,