Оранского (10 июля 1584 года). Оно посеяло панику среди английских политиков, испугавшихся, что Елизавета тоже может пасть жертвой пули или ножа. Когда весной 1585 года до Уолсингема дошли известия о Жуанвильском договоре, господство католиков и Габсбургов в Европе показалось несомненным. Затем Филипп II захватил все английские корабли в испанских портах под предлогом, что ему нужны суда для флотилии, которая собирается в Лиссабоне (май 1585 года). Англичане опасались той самой армады, но нет. Эти события совпали с умелыми атаками Пармы на восставшие города Фландрии и Брабанта, которые он посбивал играючи, словно кегли. С 1583 по 1585 год Филипп II все свои ресурсы отдавал Парме на возвращение Нидерландов, помимо оружия используя подкуп: голландцы сокрушались, что «золотые пули» попадают в человеческие сердца точнее ядер католической артиллерии[655].

Споры в Тайном совете достигли наивысшей точки. Поскольку Генрих III превратился в марионетку Католической лиги, не должна ли Елизавета спасти Соединенные провинции? Отвечая на сей вопрос, «интервенционисты» старались показать, что открытая война неизбежна, а «нейтралисты» доказывали, что следует укреплять береговую оборону, шотландскую границу и военно-морские силы, но избегать интервенции в Европу. «Если Англия станет неприступной, она будет в безопасности в своих границах и угрозой для врагов»[656]. Елизавета не любила кальвинистов; она считала голландцев бунтарями против законного монарха; она желала мира, а не войны; и она предпочитала, чтобы Нидерландами правили умеренные испанцы, а не их антиподы – конечно, политика «мой дом – моя крепость» ей нравилась.

Тем не менее раскол между «интервенционистами» и сторонниками «Англии-крепости» не нужно преувеличивать. За немногим исключением, именно протестанты верили, что если Парма подчинит Нидерланды, то Филипп II пойдет на Англию; учитывая раскол во Франции и то обстоятельство, что порты и корабли Голландии и Зеландии находятся в руках испанцев, – Англия уступит. Берли предупреждал Елизавету осенью 1584 года: «Ваша сила за границей, она в присоединении к хорошей конфедерации или, по крайней мере, во взаимопонимании с теми, кто с готовностью примет ту же позицию»[657]. Он предлагал альянсы с турками, Марокко, Флоренцией, Венецией и Феррарой; но особенно ратовал за спасение Соединенных провинций. Таким образом, в дебатах Тайного совета в 1584–1585 годах не было фракций как таковых, советники расходились только по поводу того, где именно возникнет острый недостаток военных сил при условии их перераспределения, как оно было и во времена Гаврской экспедиции.

7 июля 1585 года «интервенционисты» вручили Елизавете краткое изложение своей позиции: его темой была «защита от Испании». В нем истолковывались военные цели Филиппа и лидерство в деле католичества; козни папства; перспектива католического крестового похода в Европе под водительством испанцев и де Гизов; слабость наземных войск Елизаветы и ценность Англии как трофея. Рекомендовалось создание протестантской коалиции в Европе, набор английского гражданского ополчения по модели Древнего Рима и развитие военно-морского флота. Намекая, что Елизавете нужно принять верховную власть в Соединенных провинциях, авторы все-таки попытались обсудить обе стороны этого вопроса. И наконец, заявлялось, что, если Филипп победит, Франция будет вынуждена присоединиться к нему «в политике» разделения Англии, чтобы отвратить собственное окружение Испанией[658].

Елизавета решительно отвергла предложение голландцев о верховной власти в 1576 и 1585 годах. Растущая стоимость военных действий и ее отказ брать на себя неограниченные финансовые обязательства вывели из моды подходы Эдуарда III, Генриха V и Генриха VIII. Однако ее убедили, что в случае провала голландского восстания Филипп II начнет «английское предприятие». По этой причине 10 августа 1585 года королева в Нонсаче подписала с Генеральными штатами временный договор о союзе, предлагая 6400 пеших и 1000 конных солдат, а также £126 000 в год на их содержание – примерно четверть стоимости той войны. В качестве гарантии возмещения средств Елизавета должна была поставить английские гарнизоны в Брилле и Флиссингене – два «поручительных» города; к тому же она обещала назначить главнокомандующим знатного человека, который вместе с двумя коллегами будет служить в качестве политических советников для Генеральных штатов. И наконец, Фрэнсису Дрейку предоставили свободу действий и эскадру, состоящую из частных и государственных военных кораблей, чтобы вернуть из испанских портов захваченные английские суда вместе с командами, а после этого осуществлять нападения на флот Филиппа, доставляющий серебро из колоний[659].

На последней неделе августа 1585 года профессиональный военный и с 1577 года английский «добровольный» капитан, полковник Джон Норрис высадил в Мидделбурге 2000 пехотинцев. В сентябре Лестера назначили командующим, но он прибыл во Флиссинген только 10 декабря. Его племяннику сэру Филипу Сидни и сыну Берли, Томасу, вверили «поручительные» города в знак политического компромисса. Кроме того, сэр Генри Киллигру стал одним из английских членов голландского Государственного совета. Так поддержала ли Елизавета дело протестантизма? Была ли она английской Деборой, как надеялись английские радикалы в 1559 году?

Правда в том, что через шесть недель после поддержки «интервенционистов» королева пала жертвой сомнений. Если realpolitik в конце концов заставила ее следовать за религией, то природная интуиция призывала к осторожности и выдержке. На деле королева избавила себя от последствий подписанного договора: Лестер получил инструкции, которые ограничили его скорее оборонительными, чем наступательными операциями; Норрису попеняли за бои с армией Пармы; а Берли приступил к возобновлению переговоров с Испанией. Таким образом, цели Лестера противоречили намерениям Елизаветы со времени его прибытия в Гаагу. Он стремился создать надежную базу в Нидерландах и возглавить протестантскую коалицию; приверженцы Лестера изображали его Моисеем, защитником «истинной» (то есть кальвинистской реформатской) церкви. Тем не менее приказы требовали, чтобы он избегал «рисков военного столкновения», «правил» Соединенными провинциями политическими средствами – действовал несколько активнее, чем посол, но пассивнее, чем королевский наместник, и наложил эмбарго на торговлю голландцев с Испанией. Елизавета тем временем нейтрализовала Якова VI, назначив ему постоянное пособие (июль 1585 года). Кроме того, королева ссудила Наварре £38 937 в последней отчаянной попытке не допустить, чтобы Франция попала в руки де Гиза (1586–1587). Однако она остерегалась протестантской коалиции: субсидия Наварре выплачивалась через человека, который должен был снабжать немецкое пополнение. (К сожалению, казначейство утеряло долговые обязательства Наварры на выплату этого займа!) С рациональной точки зрения целью Елизаветы в 1585–1588 годах было поддержать голландцев морально и склонить их к компромиссу с Испанией. Такие действия разочаровывали Уолсингема и Лестера, которые выступали за «праведную лигу», объединяющую Англию, Голландию, гугенотов, немецких принцев и Якова VI. Когда Елизавета придержала очередную часть субсидии Наварре, даже Берли посетовал: «Так вы видите, как Ее Величество всегда может найти способ, как приглушить собственное сияние». И Уолсингем заметил: «Весь ход политики Ее Величества показал, что у нее нет сил действовать в то время, в какое потребно для ее же безопасности, стало быть, мы должны приготовиться к распятию»[660].

Уолтер Рэли саркастически выразился о внешней политике Елизаветы: «Ее Величество все делает наполовину». Однако позицию королевы следует рассматривать в контексте общеевропейской политики. Хотя судьба голландцев захватила сердца и умы европейцев и