генералов графа Палена, Арсеньева и Дзерожинского. Все детали наступления были окончательно разработаны штабом армии, и на совещании этом я рассчитывал познакомить старших начальников с приказом о наступлении на Петроград и внести в него необходимые поправки.

Утром в день совещания вернулся из Ревеля генерал Юденич. Немедленно по его прибытии я явился к нему и доложил о наших удачных действиях в Стругибельском направлении, а затем о моих предположениях относительно движения на Петроград. Через несколько минут после того, как я вернулся в штаб, меня вновь вызвал к себе Главнокомандующий и заявил мне, что он сам непосредственно желает командовать Северо-Западной армией, а меня назначает своим помощником. В первую минуту известие это своей неожиданностью меня совершенно ошеломило: операция уже началась, план ее был разработан мною, и только я один знал все детали дела, а потому я доложил генералу Юденичу, что если он мною не доволен, то я охотно сдам ему командование армией, но лишь по окончании начатой мною операции, а до этого же считаю перемену высшего командования совершенно невозможной и пагубной для русского дела. Я убедил его отменить свое решение, но на все мои доводы генерал Юденич отвечал отказом. Я вновь повторил ему, указав, что в момент, когда все поставлено на карту, перемена командования является не только не целесообразной, но совсем невозможной. Не помогло и это. На вопрос же мой, не доволен ли он чем-либо в моем командовании, он ответил, что наоборот, очень ценит мою работу и энергию. Наконец, возмущенный, я напомнил ему, что Северо-Западная армия формирована мной, что я пользуюсь большим доверием как среди высших начальников, так и среди офицеров и солдат и что в гражданской войне более, чем в какой-либо другой, доверие является залогом успеха, поэтому я считаю преступлением против общего дела и армии отставлять меня от командования в настоящий момент. На это генерал Юденич сказал мне буквально следующее: «Вы действительно организовали Северо-Западную армию, но я добыл для нее деньги»; после этого аргумента я убедился, что никакие доводы помочь не могут, и стал просить Главнокомандующего отложить приведение в исполнение его решения хотя бы до прибытия в Нарву на совещание высших начальников, на что он и согласился.

По прибытии в Нарву старших начальников и после того, как с боевым приказом все ознакомились, я сообщил им о решении генерала Юденича. На этом совещании было решено, что требование Главнокомандующего является совершенно невыполнимым и что необходимо уговорить его от него отказаться.

Вся эта интрига произвела на меня самое удручающее впечатление. Для меня было совершенно ясно, что она была делом штаба Главнокомандующего, так как сам генерал Юденич, в силу свойственных ему апатичности и безразличия, был на нее вряд ли способен. Верность моего предположения подтвердилась телеграммой, полученной в моем штабе, в которой генерал Кондырев (Кондзеровский175) запрашивал генерала Малявина, не произошло ли каких-либо перемен, а также письмом того же генерала Кондырева генералу Малявину, которое последний мне показал и из которого мне было ясно, что дело это было отчасти его, Кондырева, рук.

Уже после совещания, перед тем как вновь идти к генералу Юденичу, я долго раздумывал, надлежит ли мне для пользы дела отказаться от исполнения приказания, к чему имел полную возможность и согласие старших начальников, или исполнить его, я пришел к тому заключению, что я должен его исполнить: во-первых, потому, что генерал Юденич, ознакомившись с моими боевыми приказами, определенно сказал, что ничего менять в них не станет. Это до некоторой степени гарантировало, что разработанный мною план испорчен не будет и перемена высшего командования не внесет сумятицы в действия частей, чего я особенно боялся, а во-вторых, потому, что поднимать историю, которая не могла не взволновать армию в момент начала серьезной операции, было опасно для исхода самой операции.

Было совершенно ясно, что, кроме давления, оказанного на генерала Юденича генералом Кондыревым и другими лицами в Ревеле и Гельсингфорсе, самому ему хотелось лично командовать войсками, оперировавшими против Петрограда: ведь если бы благодаря состоянию армии и положению на Деникинском и Колчаковском фронтах операция удалась, что казалось вполне возможным, то честь занятия и спасения Петрограда досталась бы мне, чего честолюбие генерала Юденича и его штаба не могло допустить. Вечером участники совещания собрались у генерала Юденича и, согласно общему желанию, генерал граф Пален заявил ему, что перемена Верховного руководителя в настоящую минуту является совершенно невозможной, и от лица всех просил его отменить свое распоряжение. Главнокомандующий ответил отказом. Никакие доводы участников совещания на генерала Юденича не подействовали. Тогда я, повторив все, что уже ранее ему докладывал, в присутствии всех категорически отказался занять должность помощника Главнокомандующего, сказав, что операция задумана мною, что первая часть ее прошла благополучно, причем достигнутый успех превзошел все ожидания, и что я считаю, что только я могу эту операцию удачно закончить, так как многие детальные распоряжения, которые нельзя было изложить в приказе, уже мною отданы отдельным начальникам устно, связь, существующая между мною и войсками, весьма прочна, лица, занимающие командные должности, настолько меня знают, что понимают с полуслова, и я, находясь в армии с самого начала, твердо знаю, что с каждого отдельного начальника и каждой части можно спросить и как их лучше можно использовать. Наконец я сказал, что в такую минуту отнятие командования может погубить все русское дело и рискнуть этим может только не русский человек. На это генерал Юденич сказал: «Так вы меня считаете не русским человеком». На что я вновь подтвердил, что считаю, что такое приказание в такую тяжелую и ответственную минуту может отдать человек только не русский. Присутствовавшие вновь просили генерала Юденича не менять командование, на что он опять ответил отказом и снова предложил мне быть помощником Главнокомандующего. Категорически отказавшись, я указал, что положение помощника Главнокомандующего равносильно полному отрешению, так как для таковой должности я в настоящую минуту не вижу абсолютно никакого применения и никакой в ней надобности; понимая же это предложение как отрешение, прошу, по крайней мере, указать мне, что мне могут поставить в вину за время моего командования. На это генерал Юденич ответил, что я дважды во время тяжелых моментов на фронте просил уволить меня от должности командующего, о чем уведомлял его телеграммами в Ревель. Этот упрек был настолько чудовищным и неосновательным, что я вспылил и в довольно резких выражениях заявил Главнокомандующему, что никогда в тяжелые минуты я армии не бросал и не брошу, но, когда его штаб во время серьезных