Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Месяца три назад на ближайшей даче в Кунцево среди ночи угенерального секретаря начались конвульсии. Мелькнула даже мысль – не умираюли? Не за себя было страшно, а за дело. Историю, конечно, не остановить, нозатормозить можно, и надолго: не каждый год появляются такие последовательные иупорные вожди, люди такого колоссального кругозора, как этот данный мученикконвульсий, бедный мальчик Сосо; немного стало уже путаться в голове.Конвульсии возникли не на пустом месте. Началось все с большого банкета в честьпокорителей Арктики, где, кажется, слишком много покушал. Оттуда поехали надачу к вновь назначенному наркомвнуделу, земляку Лаврентию. Там, в болееинтимном кругу, много пили, танцевали с подругами. Стула, однако, не было, авот аппетит опять появился. К утру Берия накрыл такой стол с кавказскимиделикатесами, что удержаться от нового обжорства Сталин не смог. Комбинацияорехового сациви и карских шашлычков под соусом ткемали всегда способствовалазакреплению, однако прежде Сталин умел справляться с этим досадным,«ридикюльным», как когда-то в семинарии говорили, вздором без постороннейпомощи, дедовским способом, при помощи двух пальцев. На этот раз дедовскийспособ не помогал. Дни проходили за днями, но облегчения они не приносили.Сталин тяжелел, мрачнел, на заседаниях правительства то и дело приходил вярость, требовал немедленной очистки страны от всех, от всех врагов народа!Сказать постоянно дежурившим возле него врачам энкавэдэ, что его мучает, он нерешался: никакого не было желания произносить перед этими олухами слово«запор», выставлять вождя трудящихся в «ридикюльном» положении. Врачи же, всвою очередь, дрожали от страха, боясь сделать в адрес великого вождя такоепозорное предположение. День за днем Сталин героически боролся со свалившимсяна него испытанием. Уходил в свои личные комнаты, куда никому доступа не было,часами сидел на толчке, просматривал старые газеты со статьями нынеарестованных товарищей по оружию, убеждался в своей правоте – правильноарестованы товарищи! – ждал блаженного мига. Блаженный миг не приходил,живот казался ему вместилищем свинца, вернее, сплошным куском свинца. В головестало уже путаться, посещали какие-то мысли о матери, а это значит – путается вголове, свинец подпирал уже под горло, разделить бы его по девять граммов, роемпустить по свету, то есть не остается сомнений в том, товарищи, что налицоперед нами явные признаки свинцового отравления, о котором нередкопредупреждали большевики. В такой вот момент он распахнул дверь, крикнул:«Доктора!» – и повалился на тахту. Вбежали энкавэдэшные врачи:
– Что с вами, товарищ Сталин?
– Свинцовое отравление, – был ответ.
Врачи бестолково засуетились. Один из них катал в ладони двеслабительные пилюли.
– Может быть, дать... вот это? – спрашивал он увторого.
– Что это?
– Ну, вы же знаете что!
– Ну, хорошо, давайте, давайте это, а то...
Пилюли эти, может быть, и сработали бы, получи их Сталиндней на пять раньше, сейчас они лишь вызвали приступы мучительнейшихконвульсий. Жижа какая-то вытекала по каплям, свинцовая же стена стояланерушимо. В такой конвульсии Сталин однажды и исторг имя Градова: «Градовапривезите, мерзавцы! Настоящего врача, профессора Градова!» Имя Градовазапомнилось ему еще с двадцатых, еще до того важного партийного мероприятия, вкотором Градов частично участвовал, Сталин знал об этом знаменитом московскомпрофессоре и где-то в тайничке всегда резервировал за собой это хорошее, сугуборусское – не то что всякие вовси-шмовси – имя как имя целителя, настоящеговрача. С тех пор, конечно, жизнь постоянно усложнялась и классовая борьбаужесточалась, разное происходило с людьми, за всем не уследишь, но вот вроковой час конвульсий имя вдруг снова выпрыгнуло из тайничка: Градова!Градова!
* * *
Борис Никитич возвращался после операции домой дикойпронзительной ночью, в промозглый и гудящий час ведьм, когда его машину наХорошевском шоссе перехватили два автомобиля чекистов. Он сразу понял, что этоне заурядный арест, а что-то посерьезнее. Старший в группе сказал емуметаллическим голосом:
– Пересаживайтесь в нашу машину, профессор. Дело самойвысшей государственной важности. – В машине тем же тоном, исключавшимлюбую возможность диалога, он добавил: – Учтите, секретность стопроцентная. Замалейшее разглашение понесете ответственность в самых строгих формах.
Пациента, то есть Сталина, он увидел лежащим на тахте вкабинете. Ошеломляющий смрадный запах. Пациент был в полубессознательномсостоянии и бормотал что-то по-грузински. Никто не решался приблизиться к нему,даже расстегнуть задравшийся китель. Энкавэдэшные врачи трепетали в углу кабинета.
– Разденьте больного! – немедленно скомандовал Градов исам начал расстегивать пуговицы кителя. Охранники быстро потащили с ног вождясапоги. – Снимайте брюки! – Поползли командирские штаны. Удивилонизкое качество кальсон. – Марлю! Вату! Теплой воды! Клеенку!Судно! – продолжал командовать профессор, потом обернулся кэнкавэдэшникам: – Доктора, подойдите!
Не без интереса он смотрел на двух медиков невидимогофронта. Не похоже было, что они привыкли врачевать, должно быть, в других делахбольше практиковались.
– Анамнез! – сказал он им.
Врачи замялись, забормотали:
– Полное отсутствие перистальтики... стеноз кишечника... нерешались до вас, профессор, применить меры... картина нетипичная... товарищСталин не обращался...
– Кальсоны тоже снимайте! – гаркнул Борис Никитич наохрану. Голый Сталин теперь лежал перед ним. Он начал пальпировать совершеннокаменный под слоем жира живот. В этот как раз момент началась очереднаяконвульсия. По клеенке из-под Сталина поползла скудная жижа. Отдельно от всего телаплясал на правой ступне шестой пальчик. Градов оторвал взгляд от этого редкогоявления и посмотрел в лицо больного. Из-за оспин и морщин глянули осмысленныемукой глаза. Сталин прохрипел:
– Помоги мне, кацо, и проси, что хочешь.
– Сколько дней у вас не было стула, товарищ Сталин? –мягко спросил Борис Никитич. Он знал, что самый звук его голоса оказывает набольных благое действие. Вот и Сталин вздохнул с явной надеждой.
– Десять дней не было, – простонал он, – а можетбыть, и больше... две недели, а?..
– Сейчас мы вам поможем, товарищ Сталин, потерпите ещенемного. – Градов одобряюще похлопал Сталина по руке, ловя себя наощущении того, что перед ним уже никакой не «вождь народов», а просто пациент.Любого пациента он вот так же похлопал бы по руке. Затем он попросил провестиего к телефону, позвонил в кунцевскую Кремлевку и начал отдавать распоряжения.