где Жора и что с ним. А рассказал я ему все это уже после того, как пришло известие, что Жору нашего предали, и, чтобы не сдаться врагу, он сделал все верно.

Были потом и другие наши разведчики, которые сдались в плен, и их потом на кого-то там обменивали, но я думаю, что это неправильно. Впрочем, все те, кто из наших сдавался, дабы сохранить свою жизнь, оказывались при рассмотрении или хохлами, или евреями, и это, на мой взгляд, все объясняет — но не это я хотел вам сказать.

Обставили мой уход таким образом, что между нами с Америкой появилось межправительственное соглашение об урегулировании поставок из Америки в Китай через Советский Союз. Соответственно для меня в этой системе взяток с откатами места более не было, и я передал Жоре всех моих американских подрядчиков вместе с контракторами, а сам занялся более интересным делом, чем с американцами и китайцами водку пить да баб щупать. Где-то что-то по урановому проекту у нас с места сдвинулось, и мне был приказ — обеспечить бесперебойные поставки из враждебного нам Китая уранового песка из Меньцзяна. На меня была возложена задача построить транспортный узел на урановом руднике, организовать там же первичное обогащение урановой руды и поставлять ее эшелонами на Зауральскую дорогу в обстановке полной секретности. Особо было подчеркнуто, что шныряющие по той же дороге американцы не должны были знать, что этот источник поставок урана в Союз был самым коротким и прибыльным. Ведь недаром секретные заводы на Зауральской дороге были так близко к китайской границе выстроены.

Соответственно после работы на китайской границе я был переброшен на построение специальных железных дорог и обеспечение их работы под началом Михаила Георгиевича Первухина, тогдашнего наркомхимпрома, который и дал отмашку на переоборудование нашего спецдепо под Миассом, бывшего центром моей секретной Зауральской дороги, так как именно туда мы и везли наш урановый песок из Меньцзяна. Со временем он там стал образовывать целые залежи. Я насмотрелся на чанкайшистов и знал, что век их недолог, так что, пока туда не пришел нормальный хозяин, я приказал вывозить урановые пески из Меньцзяна по максимуму. За это меня потом, уже при коммунистах, в эпоху Мао, объявили врагом всего китайского народа и сделали в Китае персоной нон грата. Но дело было сделано, мы привезли из Меньцзяна этого уранового песка столько, что хватило не на одно специзделие, а наши американские кореша это дело прохлопали, так как месторождения урана редки, а они их всех после войны контролировали или хотя бы отслеживали. По их данным, наши месторождения были еще к работе негодными, и заводов по обогащению, которые должны находиться рядом с подобными месторождениями, у нас, по их мнению, не было. Им и голову не пришло то, что в Меньцзяне был настолько богатый ураном песок, поэтому мы не поленились проложить туда железнодорожную ветку и этот самый песок вагонами вывезти, а завод поставили у конечного пункта транспортировки. Так нынешние ученые порою в недоумении, как именно китайцы построили Великую Стену или египтяне — их пирамиды. А вот так и построили — по кирпичику. Голодному волку сто верст не крюк: был приказ привезти уран в укромное место, так что мы собрались толпой и лопатами да тачками пару гор песка в вагоны перекидали и куда надо вывезли. И это все посреди Великой войны, силами одних баб, стариков да детей. Так что я хорошо понимаю, как тогда строили Пирамиды и Великую Стену. Империалисты урановую бомбу давно уже делали, и нам отстать от них было никак нельзя. А жить всей страной захочешь — не так раскорячишься. И все это в обстановке строжайшей секретности.

За эту работу Михаил Георгиевич стал руководителем всего атомного проекта, а я, как закончил строительство номерного завода, в который обратилась моя Зауральская дорога, был направлен на решение новой задачи. Война с Германией потихоньку заканчивалась, и мне велено было изыскать возможности срочного расширения путей Восточно-Сибирской дороги в целях будущей переброски наших войск с запада на восток для войны против враждебной Японии.

Ну, против японцев-то повоевать сам Бог велел, так что принялся я за эту работу со всем моим удовольствием. Опять же особых работников у нас не было — строили силами баб, стариков да детей, и китайские беглецы от войны нами тоже были к этому делу припаханы. Если кто возражал, разговор был короток: «Ах, не хочешь помочь своей Родине освободиться от гнета Японии…» — и передаешь дело саботажника самим китайским товарищам, а уж они сами его своими рабочими тяпками наставляют на путь истинный. Или там же прикапывают, если он урок не выдерживает. В этом смысле китайцы сильно нам помогли, да и злоба на япошат у них была зверская. Довольно было ткнуть в провинившегося и сказать, что он плохо работает, потому что против Китая и за Японию, и больше подобного лоботряса наши люди не видели. Так что в отличие от времен строительства КВЖД, когда наши предки китайцев сторожили, чтобы они в бега не ударились, теперь китайцы сами себя сторожили и к работе подстегивали. Я в это дело не вмешивался. А когда мои знакомые из соседнего ведомства поняли, как китайцы свою дисциплину поддерживают, то вообще от всего открестились, мол: «Роман Савельевич, уволь нас от подробностей. Работают китайцы ради победы Китая над японскими оккупантами, ну и слава Богу. А как именно они у себя жизнь наладили, нам знать без надобности. Нужно охрану прислать — мы пришлем, ты только свистни. А не нужно, так и не беспокой нас, китайцы сами меж собой разбираются, и шут с ними!» Вот так и происходило это строительство, и, как я уже говорил, хорошо понимаю, как китайцы в свое время свою Великую Стену выстроили.

А когда война с японцами началась и быстро закончилась, меня перевели с Восточно-Сибирского на Южно-Маньчжурский участок дороги, и я с моими войсками помогал отстраивать и восстанавливать Порт-Артур, сильно разрушенный всеми этими войнами. И жизнь у меня стала налаживаться. Мой дед некогда всеми деньгами и силами нашего рода в построении этих самых Китайской Восточной и Южно-Маньчжурской дорог поучаствовал, и я был страшно горд, что исполнил искреннее желание моего предка и сам на этой дороге работаю. В этом была некая преемственность — Воля Вечного Неба, мною исполненная. Я был тогда счастлив. Все мы созданы для того, чтобы исполнять волю наших предков, вот что я, как шаман, думаю. Наши предки