не могли. По слухам, японцы нарочно так сделали, потому что с 1905 года боялись, что мы в этот свой город обязательно когда-то вернемся, и заранее гадили. Из-за этого пропускная способность вокзала была ниже обычного, и вот к 1953 году у нас как раз дошли руки, чтобы местный вокзал модернизировать. К тому же в те дни мы с Дашенькой, помимо работ на вокзале, ухаживали за нашей племяшкой. Я уже говорил, что моя племянница — дочь главы Четвертого рода Бориса Баирова родилась уже после его смерти и все еще считалась для наших людей «Госпожой Запада», а я считался ее опекуном. Когда шла война, свояченица моя, как следователь по особо важным, не могла много времени уделять Машеньке, а мы с женою считались в тылу, так что почти всю войну племянница была с нами, вместе с моими детьми выросла. А вернулась она домой к матери с отчимом Павлом Николаевичем где-то в году 1944-м, когда тех по причине большого количества пленных вернули назад с немецкими военспецами работать. Матрена-то у нас умела наладить к людям подход, у нее любой фашист со временем начинал работать на новую советскую Родину. Она даже тому же группенфюреру СС Цейсу в итоге настолько мозги промыла, что он работал в качестве научного директора в филиале медакадемии под Владимиром и свершениям нашего народа лишь радовался. Так что перевели их с поимки шпионов на перевоспитание важных пленников не случайно. А племяшка моя и со мной побыла, и по Азии от Урала до Китая помоталась, а потом пожила в военных городках, пообщалась с немецкими пленниками. И думал я, что вырастет она такой же, как все обычные офицерские доченьки из военного городка, станет в итоге врачом или гарнизонной учительницей, и кончится на этом Четвертый их род — род потомственных Воинов. И все к тому шло: кончила она школу с золотою медалью, впрочем, для гарнизонной школы да для дочери командира части дело это не самое удивительное и мало о чем говорит. Затем поступила она в Плехановский институт нархозяйства, и я грешным делом понял так, что ей мало стать гарнизонным врачом или там учителем — решила она в будущем стать начфином какой-нибудь военной части. Хорошо, нормальная стезя для молодой девушки, почти стезя воинская. А вот затем…

А затем случилась война в Корее, и однажды мне пришла телеграмма в Далянь: «Буду проездом, встречайте». Я уж перепугался, думал, что из института ее исключили, так как дело было зимой, а не на летних каникулах. Приезжает, с порога обнимается: «Здравствуй, дядя Рома, здравствуйте, тетя Даша, как же давно я вас не видела. Мама с папой сказали, что вы вместе с ними меня вырастили, поэтому надо поцеловать вас всех если что — на прощание». Я так и сел.

А племянница мне рассказывает, что после того как война в Корее стала позиционной, туда поехали китайские добровольцы, вернее, доброволки, и стали китайцы делать из них девушек-снайперов. А из китаянок, равно как и из китайцев, воины как из говна пуля. Перебросили против них американцы своих снайперов, а еще австралийцев с новозеландцами, и стал счет в снайперских дуэлях что-то вроде сорок на ноль — не в китайскую пользу. И запросили тогда китайцы пощады, просили от нас тайной помощи, мол, пришлите инструкторов по стрельбе, чтобы счет в снайперах с противником выровнять. Мол, советские девушки-снайперы в войне против немцев прославились, спасите нас теперь, помогите — нет житья от американцев и австралийцев с новозеландцами. Ну, наши подумали, почесали в ответ свою голову, но обычных девчонок посылать опасно. Мы в этой войне в наземных операциях не участвовали, и поэтому девчонку со светлыми волосами на помощь китаянкам было ну никак не прислать. Решили собрать что-то вроде аналога испанских интербригад, только в Испанию собирали больше евреев с еврейками, ибо они на испанцев чем-то да смахивают, а на корейскую войну подбирали девиц, чтобы можно было спутать их с китаянками. Но опять же, страна только что вышла из войны, люди навоевались, родные их даже и думать не хотели, чтобы посылать дочерей на войну, поэтому разговаривали лишь с родственницами тех, кто был связан с армией или органами, чтобы не было утечки и было соответственно понимание оказанного доверия и того, что стране это действительно нужно. А племяшка моя сызмальства была «ворошиловским стрелком» — в их роду все стреляют на заглядение, ее племянница, к примеру, сейчас уже в молодежной сборной страны по стрельбе из лука, так что Машка на моих глазах творила с ружьем чудеса, когда бывала у нас на охоте в свои студенческие каникулы. Вот и пришли к ней с вопросом — не хотела бы она по Китаю да Корее поездить — на чисто добровольной основе, негласно поучить наших молодых китайских подруг стрелковой премудрости. Маша посидела, подумала, с матерью да отцом посоветовалась и потом дала согласие. Никто не давил, ничего не говорил, сама все решила, взяла в деканате академический отпуск, пришла домой и сказала отцу и матери, мол, простите ежели что, а это мой долг — оказать китайским друзьям нашу интернациональную помощь. Зять мой, отчим моей племянницы, Павел Николаевич аж всплакнул, когда мне все это рассказывал. Мол, никто ее не учил, не настаивал, выросла бы простой учительницей или даже начфином — никто бы слова ей не сказал. Да только у них в системе для продвижения нужна отметка про то, что участвовал в военных действиях, иначе рост по службе совсем иначе выглядит. А ежели девчонка приняла участие добровольно, там у них уже совсем иной разговор. Так что не думал он, не надеялся, что Машенька наша на такую судьбу все же отважится. Не женское это дело — быть воином, однако ежели в роду все мужчины вдруг погибали, место их занимали иногда женщины. В истории нашего народа были такие случаи. И вот поехала моя Машенька на войну в Корею инструктором. Я помню, как ее на прощание обнял и сказал: «Ну что, доченька, вот и твоя очередь пришла выдавать себя за китайцев. Не умеют они воевать, прости господи, так что не ударь в грязь лицом, не посрами».

Потом мне сказали, что сперва племяшка моя китайских девиц всей этой премудрости выучила, пошли они на передовую, и за неделю-другую почти всех их американцы с австралийцами выщелкали. А племяшка моя ждала их в тыловом блиндаже и каждый божий день по две-три войлочных кошмы, которые