блюзов — такие, как Ма Рейни и Айда Кокс,—и старые джаз-бан-ды вроде того, которым руководил Кинг Оливер. Но самое главное, по инициативе миссис Зелии Н. Бро у нас была создана пользовавшаяся потом огромной популярностью музыкальная школа, где любой ребенок, интересовавшийся музыкой и имевший музыкальные способности, мог выучиться играть на любом инструменте и потом стать участником джаз-банда, оркестра или духового квартета. Каждый год в школе устраивались опереточные спектакли и выступления хора, исполнявшего религиозные гимны и народные баллады. Гармонию там преподавали четыре года, курс сольфеджио был общеобязательным. Во всех негритянских музыкальных школах в то время изучались европейские народные танцы. Кроме того, мы занимались еще и строевой подготовкой. Я говорю вам обо всем этом для того, чтобы показать, что, хотя у меня, кажется, не было никакого стимула к писательству, я тем не менее имел прекрасную возможность получить сносное художественное образование. Уверяю вас, если человеку случилось хоть раз взять в руки инструмент, ему потом будет очень трудно расстаться с ним. Если в музыкальной школе вы привыкли к частым репетициям оркестра, то, войдя в состав небольшой джазовой группы, вы убеждались, что профессиональные джазисты готовы репетировать куда более интенсивно, чем* ваш школьный оркестр, а все потому, что они получали истинное наслаждение от своей игры и могли дать волю воображению— чего мы были лишены в школе. А потом вы начинали понимать, что тех мгновений возбужденного просветления, которые наступают во время танцев или музыкальных «поединков», мгновений пронзительных и западающих в душу импровизаций можно было достичь лишь ценой строгой дисциплины на репетициях, которая поддерживалась даже тогда, когда оркестр собирался репетировать в тесных комнатушках сапожной мастерской Хэлли Ричардсона. И дело было вовсе не в том, где репетировать,—хотя мы, разумеется, не отказались бы от большого зала с хорошей акустикой,— а в том, что и как делал музыкант для совершенствования своего исполнительского мастерства. Если мои воспоминания о наших музыкальных занятиях создают у вас впечатление, что все это не имеет никакого касательства к проблеме становления человека, почувствовавшего однажды острую потребность взять в руки перо, значит я сам что-то не так говорю. Увы, тогда мне придется прочитать вам нудную лекцию о «Превратностях и пользе сегрегации». В пору самого раннего моего детства в нашем городе не было негритянских библиотек, и лишь после того, как один негр-проповедник отважился войти в городскую библиотеку, мы получили доступ к книгам. Ибо мы вдруг поняли, что не какой-то особый закон, а просто стародавнее предубеждение запрещало нам пользоваться услугами подобных общественных учреждений. Вскоре в здании одной негритянской фирмы были арендованы две большие комнаты, бывшие бильярдные, нанят молодой негр-библиотекарь, поставлены книжные полки, которые быстро заполнились всевозможными книгами. Тогда, в первые дни существования библиотеки, все это представляло собой какой-то книжный хаос. Но вот удача для паренька, обожавшего книги! Я начал со сказок и мигом одолел все детские книжки. Потом мое внимание привлекли вестерны и детективы. Прошло еще некоторое время, и я приступил к чтению классики—правда, этого я еще не мог тогда осознать. Читал я и «голубые книги» Хэлдмана-Джулиуса*, которые неиссякавшим потоком текли к нам прямиком из Джерарда, штат Канзас, еще читал я продукцию О. О. Макинтайра, свежие номера «Вэнити фэйр» и «Литерэри дайджест» — моя мать приносила их домой с работы. Теперь, кстати сказать, подумайте, мог ли я, памятуя о том, какое мощное влияние на мою судьбу оказали эти издания, присоединить свой голос к хору яростных и столь распространенных в. наши дни нападок на так называемую «массовую прессу».

Нельзя не упомянуть и о бульварных журнальчиках, а самое главное, о еще одной библиотеке, куда я часто заходил и помогал отчиму, Дж. Д. Рэндолфу (родители снимали у него квартиру, когда я должен был появиться на свет). Он работал хранителем в Юридической билиотеке оклахомского Капитолия. Мистер Рэндолф был в числе первых учителей в Оклахома-сити и одним из вожаков марша переселенцев из Галлантина, штат Теннесси, на Оклахомские территории. Это был высокий человек, коричневый, как продымленная кожа, и походивший во всем на индейцев, с которыми он когда-то, сразу же после переселения, пас лошадей. Я часто видел, как белые юристы спускались к нему, хранителю Юридической библиотеки, и задавали разные вопросы из области права, и он отвечал им, даже не заглядывая в толстенные тома, стоявшие рядком на полках. Само по себе это было достойно восхищения, и белые юристы не переставали восхищаться; однако самым восхитительным, смешным, интригующим, таинственным— назовите это как хотите---было то, что негра, который знал ответы на любые вопросы, назвали в честь Джефферсона Дэвиса! То, что утратил Теннесси, было суждено приобрести

Оклахоме, но, приобретя это (образец мужества, интеллекта, силы духа, благородства), она сумела воспользоваться этим даром лишь тайно и, как казалось, не без замешательства.

Так давайте же, говорю я вам, творить свой лик и свою душу! В те времена межличностные связи в нашей общине были довольно-таки еще слабыми, люди не стремились получить сведения об образе жизни других социальных слоев, о последних литературных модах, о древних преданиях (несколько лет я хранил у себя листовку, где негров убеждали не участвовать в выборах: такие листовки тысячами сбрасывались с самолета, кружившего над негритянскими кварталами) — словом, информация по крупицам проникала только в умы тех немногих, кто хоть как-то интересовался происходящим в мире. Впрочем, нельзя сказать, что тогда люди вовсе не общались друг с другом: я, скажем, впервые читал Шоу и Мопассана, а также книги из серии «Гарвардские классики» в доме одного моего друга, чьи родители получили образование в Новой Англии. Там негров обучали молодые белые учителя-энтузиасты, которые после Гражданской войны организовывали школы для бывших невольников. Как и родители моего Друга, учителями в нашем городе были еще некоторые негры, но по-настоящему мы приобщались к богатой традиции устной литературы в церквах, в парикмахерских, на школьных дворах и на хлопковых плантациях: вот где можно было понаслушаться всяких баек и россказней! Аптека, где я работал, была одним из таких мест. В ненастные дни здесь собирались • старики и, посасывая свои трубочки, плели нам всевозможные небылицы, бесконечные истории из жизни охотников и ими самими выдуманные продолжения известных книг. Здесь я впервые услышал легенды о зарытых кладах и всадниках без головы, которые, как мне говорили, давно-давно рассказывал еще мой отец. Здесь декламировали знаменитые баллады, например, «Охотника Дэна Макгрю», а еще рассказывали истории о Джесси Джеймсе, о неграх-преступниках и неграх-судьях, о беглых рабах, ставших вождями индейских племен, о подвигах негров-ковбоев.