Она была слишком начитанна.

Берта взяла себе за правило именовать себя «графиня Кински», вероятно, чтобы попасть в утонченные круги. С формальной точки зрения это было правдой, но в реальности – далеко от истины. Дело в том, что ее благородный пожилой отец умер за несколько месяцев до ее рождения. Поскольку у матери Берты не имелось собственной дворянской родословной, приговор родни оказался суров. Беременную вдову выставили за порог и запретили появляться в графском доме. Когда родилась Берта, семья отца и слышать о ней не пожелала.

Росла она единственным ребенком, с мамой и опекуном. Отец ее единственной подруги – двоюродной сестры, на несколько лет старше Берты, – имел огромную библиотеку. Вместе девочки уносились в мир книг (в те часы, когда не сбегали из дома и не играли в рулетку). В своих мемуарах Берта утверждает, что еще в детстве прочла «Виктора Гюго, Шиллера, “Джейн Эйр” и “Хижину дяди Тома”». Обожала она также словари и энциклопедии. По-французски и по-английски она изъяснялась относительно свободно, поскольку ее воспитывали гувернантки-иностранки.

Но, как отмечает Бригитта Хаманн, биограф Берты фон Зутнер, в те времена в Вене существовала лишь одна признанная профессия для женщины: брак. Рассчитывать на исключение из этого правила Берте не приходилось. На первых балах она была шокирована поверхностными суждениями и предпочтениями света. Там она впервые столкнулась с тем, что единственное значимое в женщине – помимо ее происхождения и денег, – это туалеты и манеры. «Привлекательной считалась “слабая”, “красивая” женщина, “послушная”, “смотревшая на мужчину снизу вверх”. Необразованность и глупость не скрывались, а являлись неотъемлемой частью шарма, женственности, добродетели и невинности», – пишет Хаманн32.

Тем не менее Берта продолжала читать. К тридцати годам она, по ее словам, прочла всего Шекспира, Гёте и Гюго, а также некоторые произведения любимцев Альфреда Нобеля – Байрона и Шелли. Тут она осознала, что часики тикают. Она по-прежнему не имела ни состояния, ни благородного происхождения, а с тем багажом знаний, который она к тому времени приобрела, ее шансы удачно выйти замуж равнялись нулю. Поскольку мать больше не могла ее содержать, Берте Кински пришлось искать место гувернантки. Ее взял к себе барон Карл фон Зутнер, поручив ее заботам четырех подрастающих дочерей.

В огромном дворце фон Зутнеров в Вене проживал и их 23-летний сын Артур, изучавший юриспруденцию. Летом он проводил много времени с сестрами и их гувернанткой в семейном имении в провинции. Берта безумно влюбилась в старшего брата своих воспитанниц. «Несказанно редки такие существа, излучающие столь непреодолимый шарм, что все, от мала до велика, вне зависимости от положения, очаровываются им; Артур… был как раз таким», – пишет Берта в своих мемуарах. Его шарм, продолжает она, «казался необъяснимой и непреодолимой, магнетической и электрической силой. В помещении сразу становилось светло и тепло, стоило ему переступить порог».

Любовь не осталась без ответа. Втайне от всех между Артуром и Бертой начался роман, который им на удивление долго удавалось скрывать. Прошло года два, прежде чем их застала мама фон Зутнер. Она была вне себя. Ни за что на свете ее сыну Артуру не будет позволено жениться на женщине без средств, к тому же на семь лет старше и без дворянской родословной.

Берте пришлось покинуть дом фон Зутнеров. Желая помочь, госпожа фон Зутнер показала ей объявление, найденное в газете. Насколько помнит Берта, хозяйка сказала: «…возможно, вам это подойдет, не хотите написать туда?»33

* * *

В Париже Альфред нашел время вновь заняться экспериментами. Первые опыты он начал осторожно делать в собственном доме, хотя лаборатория, которую он планировал обставить, еще не была готова. Вполне возможно также, что он обосновался у своего партнера Ашилля Брюлля, который производил динамит в осажденном Париже во время войны34.

У Альфреда появилась новая задумка. А что, если попытаться улучшить эффект динамита, заменив неэффективный песок, кизельгур, на другое взрывчатое вещество? Весной 1875 года его пригласили в Лондон на заседание престижного Королевского общества искусств (Royal Society of Arts) с докладом «О современных взрывчатых веществах» (On Modern Blasting Agents). Там он упомянул об этой идее. Его длинный доклад (44 рукописные страницы) будет удостоен серебряной медали Британской академии и станет единственным опубликованным докладом Альфреда Нобеля35.

Это было прекрасное время. Графики продаж тянулись вертикально вверх, и Альфред принял на работу подающего большие надежды 22-летнего французского химика Жоржа Ференбаха. Барб, этот сгусток неиссякаемой энергии, тут же принялся создавать акционерное общество во Франции, одновременно помогая превращать в акционерные общества предприятия в других странах (или же в некоторых случаях сливать их в одно)36.

Мало этого, благодаря объявлению Альфред завел весьма вдохновляющую переписку с австрийской женщиной. Казалось, все сошлось. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Ранняя переписка между Бертой Кински и Альфредом Нобелем не сохранилась37. Рассказывая эту историю тридцать лет спустя, Берта упоминает, что, прежде чем встретиться, они обменялись «несколькими» письмами. О том, что человек, давший объявление в газету, изобретатель динамита, она узнала довольно рано. Ее поразило, что он так изящно выражается в письмах на английском, немецком и французском, хотя явно швед и вырос в Санкт-Петербурге. В своих мемуарах она вспоминает, что эти его первые письма были веселыми и остроумными, однако в них чувствовался налет печали. Неужели он несчастлив?38

В конце августа Альфред отправился на несколько недель на воды в Баварию с целью «обиходить свою телесную оболочку». Судя по всему, после этого он посетил Вену и повстречался со своей корреспонденткой. Встреча с Бертой Кински, похоже, превзошла все его ожидания. Сильное впечатление, которое она произвела на него, он описал задним числом в задушевном письме Аларику Лидбеку. Альфред рассказывает другу о «…самой миленькой гувернантке, которую я только что видел в Вене, при виде которой у мужской половины человечества с обоих концов должны слюнки течь. Самого высокого качества, nec plus ultra[41], если хочешь. Но хватит об этом, хотя по правде мне трудно оставить эту тему»39.

Судя по всему, Лидбек не знал о «венском объявлении». Зато Людвиг в Санкт-Петербурге не мог сдержать своего любопытства и спросил об ответившей на него женщине: «Вы по-прежнему переписываетесь?»40

Встречу в Вене Берта фон Зутнер в своих мемуарах не упоминает. В теории можно допустить, что Альфред встречался в Вене с другой привлекательной гувернанткой, но, поскольку вскоре после этого Берта покинула возлюбленного и отправилась к Альфреду в Париж, это кажется маловероятным.

На основании тех кусочков мозаики, которые имеются в нашем распоряжении, можно установить время прибытия Берты в Париж. Она должна была приехать в промежутке между 26 октября 1875 года (когда Альфред пишет Лидбеку письмо о встрече в Вене) и предрождественскими днями (когда Альфред отправляет Людвигу грустное письмо о «безрадостном Рождестве»).