Взгляд Альфреда Нобеля обратился к кварталам возле Булонского леса, к западным окраинам, куда перебралась в свое время знать, когда теснота и антисанитария в центре стали почти катастрофическими. В процессе преображения облика города эти элегантные кварталы присоединились к Парижу, став шестнадцатым округом, известным своими широкими авеню и частными особняками (hôtel particulier). «Владеть собственным особняком стало признаком успеха, блестящим символом буржуазной респектабельности», узнаем из книги об истории этого округа столицы12.

Летом 1873 года один из таких особняков был выставлен на продажу в старом районе Пасси, всего в пятнадцати минутах ходьбы от Триумфальной арки и новой круглой площади Этуаль. Улица называлась авеню Малакофф (сегодня – улица Раймона Пуанкаре), по иронии судьбы названная в честь решающей битвы Крымской войны 1850-х годов. Каменный дом, о котором шла речь, был построен десятью годами ранее и полностью соответствовал эстетике Османа: высотой в четыре этажа (если считать верхнюю мансарду), четыре французских балкона по ширине. В широкие арочные ворота без труда мог проехать большой экипаж, чтобы проследовать на задний двор, где очень кстати располагалась конюшня для четырех лошадей. В целом этот объект недвижимости насчитывал более четырехсот квадратных метров площади, включая сарай для экипажа и чердак для сена над конюшней. Цена составляла 107 600 франков13.

Первого августа 1873 года Альфред Нобель подписал контракт и впервые в своей взрослой жизни обрел постоянный адрес: 53, авеню Малакофф, Париж. Явно очень довольный своим приобретением, он немедленно заказал все необходимые ремонтные работы. Нанял каменщика, чтобы уложить в зимнем саду пол из итальянского мрамора, а для создания внутреннего убранства вскоре пригласил модного, увенчанного наградами мастера по интерьерам Анри Пенона. На тот момент Пенон считался самым престижным архитектором Парижа. Альфред намеревался потратить на свое новое жилище массу денег и энергии.

Вход располагался слева под аркой, посетитель попадал в вестибюль, обшитый панелями из темного дуба. За ним Альфред обустроил свой кабинет. Он заказал огромный письменный стол и массивные книжные шкафы со стеклянными дверями для библиотеки, которую наконец-то планировал собрать. Широкая мраморная лестница вела на первый этаж[38], предназначенный для приема гостей. Вскоре туда доставили только что купленный рояль черного дерева с позолоченной бронзой.

Из письма явствует, что Альфред охотно вникал в детали, выбирал ткани и обсуждал оттенки. Для салонов он выбрал неорококо (стиль Людовика XV), последний писк тогдашней моды, с обилием черненого дерева и золотого декора. Пенон предложил ковровое покрытие на полах, красные портьеры из шелковой парчи и искусно драпированные ткани с золотыми деталями вдоль стен и потолка. Диваны и кресла также по новейшей моде: темное дерево, светлая мягкая обивка и немного декора – бахрома и ленты по краям. В столовую, украшенную деревянными панелями, внесли массивный стол и стулья на десять человек.

Элегантность и ощущение избыточной роскоши на самом деле противоречили более сдержанной личности Альфреда. Но если заказывать интерьер вровень с самыми элегантными представителями парижской буржуазии, то выбор Пенона – попадание «в десятку». Похоже, Альфред со всем энтузиазмом встречал излишества, предлагаемые архитектором. Вскоре он дополнит обстановку мраморными и позолоченными бронзовыми статуями. По крайней мере две из них изображали Венеру, богиню любви и женской красоты.

Спальни на втором этаже были более уютными – кровати с пологами, стены, драпированные кашемиром и синим льняным полотном. Самую большую спальню Альфред назвал Chambre de Monsieur (Спальня Месье). Он выбрал кровать с балдахином, который задергивался на ночь, там же поставили шкаф для одежды и рабочим столом для срочных дел. Самое большое внимание, по крайней мере судя по калькуляции Анри Пенона, уделялось Chambre à Coucher de Madame, Спальне Мадам. Для той Мадам, которую Альфред представлял рядом с собой в своей парижской жизни, он заказал банты и цветочные бордюры на портьерах и покрывалах. Мягкое кресло предполагалось украсить понизу воланами.

В двухстраничном списке мебели для покоев «Мадам» есть одна позиция, указывающая на планы Альфреда. И по сей день она вызывает сильные чувства: Альфред заказал chaise bébé, детский стульчик за 220 франков14.

* * *

В годы своей кочевой жизни Альфред отказывал себе во многом, что относится к базовым потребностям человека. Сюда же попали и друзья, и социальные связи. Нет, он не перестанет разъезжать, но сможет порой принимать гостей в собственном доме. Оборудовав на третьем этаже несколько гостевых комнат, он начал добавлять в своих письмах осторожные приглашения: «если будешь в наших краях», «у меня предостаточно места» или «когда буду иметь удовольствие видеть тебя в Париже?».

Обозначить круг друзей 40-летнего Альфреда Нобеля – задача не из легких. По правде говоря, их не так уж и много. В основном он общался с братьями и партнерами. Последние же редко становились кем-то большим, нежели деловыми знакомыми, даже Поль Барб. Редким исключением стал химик Аларик Лидбек. Он слыл бонвиваном и дамским угодником, однако обладал и другими качествами. «Лидбек нравится мне все больше. Днем с огнем не сыщешь человека честнее, сердечнее и мудрее», – писал Альфред Роберту15.

Трое братьев продолжали приглядывать друг за другом. После смерти папы Иммануила в письмах Людвига все чаще проскальзывает всячески смягченный, но все же поучительный тон, который явно раздражал других, в особенности Роберта. Людвиг не скрывал свое мнение: Альфреду пора остепениться и обзавестись семьей. И трудно не заметить, что он устал от бесконечных прожектов Роберта, от того, что старший брат все никак не может встать на ноги в финансовом плане. В последние годы не все в их сотрудничестве шло гладко, как можно догадаться из попыток Людвига, так сказать, усмирить волны маслом: «Единственное, чем я руководствовался в моих поступках и желаниях, – было лишь стремление поддержать братскую любовь между нами и нашими семьями. Ошибки и просчеты могут случаться, как и во всех человеческих делах, но они никогда не могли подрубить корень объединяющего нас чувства, и это чувство… принесет силу и успех, если мы оба едины в общем желании работать ради обеспечения будущего наших семей и поддержания доброго реноме, которого имя Нобелей до сего дня истинно заслуживало», – писал Людвиг в январе 1873 года16.

Кое-кто очень нуждался в том, чтобы ему протянули руку помощи. На самом деле Людвиг преследовал весьма конкретную цель, он хотел предложить Роберту новый деловой проект. Получив от российской армии гигантский заказ на ружье нового типа, Людвиг объединился с другими российскими производителями оружия и построил завод к северу от Уральского хребта. Теперь же ему требовалось большое количество древесины ореха для прикладов. Людвиг знал, что на Кавказе ореховые деревья растут в огромных количествах. Готов ли Роберт, заручившись финансовой поддержкой Людвига, отправиться туда и создать там предприятие? Возможно, это даст Роберту «независимость и удовлетворение в будущем», уговаривал Людвиг.