А уже в следующее мгновение еще один кочевник вонзил ему в спину копье. Хлынула кровь. Вскрикнув, мальчишка отцепился от повозки и упал на землю. Еще одно мертвое тело на песке. Дико заулюлюкав, кочевник пришпорил коня и поскакал рядом с ними, держась, однако, вне досягаемости сабли Казима. Со злобной ухмылкой он достал из-за спины лук.

– Гарун! – завопил Казим.

Но прежде, чем всадник успел выстрелить, Джай занес кинжал и метнул его. Это был бросок, с которым не могло сравниться ничто из того, что Казим видел в его исполнении во время игр в каликити дома, в Баранази. Кинжал вонзился ингаширцу в плечо. Завыв, кочевник свернул в сторону. Промчавшись сквозь толпу своих собственных людей, они вырвались на открытое пространство в самом хвосте колонны. Сзади во все стороны металась в панике нестройная вереница безоружных, обреченных людей.

Казим хлопнул Гаруна по плечу:

– Вперед! Они уже мертвы!

Гарун щелкнул кнутом, и они вновь стали набирать скорость, а затем из толпы к ним метнулся одинокий всадник.

– Вперед, Гарун, вперед! – вновь крикнул Казим, глядя на преследователя.

Богослов продолжал хлестать коней. Взлетев на небольшой откос, они выкатились в лощину, потеряв происходившее позади из виду. А вот крики раненых и попавших в ловушку людей доносились по-прежнему отчетливо. Одинокий всадник, появившись вверху склона, рванул к ним. Это был Джамиль. Сплюнув, Казим приготовился к бою.

Когда капитан настиг их, они были уже в добрых двух сотнях ярдов к югу от кочевников и пытавшихся спастись рекрутов. На правой руке Джамиля кровоточил глубокий порез, и саблю он держал нетвердо. Он смотрел на девушку.

– Девчонка моя, Цыпленочек! – крикнул он.

– Так забери ее! – рыкнул Казим.

Поравнявшись с повозкой, капитан, поморщившись, поднял клинок.

– Не будь дураком, Казим Макани! – скрипнул он зубами.

– Ты не получишь ее, дерьма ты кусок!

Гарун сбавил скорость.

– Прекратите! Прекратите! – взмолился он. – За нами гонится враг! – Он остановил коней. – Мы все здесь братья! Прошу, уберите клинки!

Казим понял, что его друг плачет из-за шихада.

Взглянув на девушку, он увидел, что та, всхлипывая, прижимается к Джаю. Она была пухленькой и выглядела очень уязвимой. Само ее присутствие здесь казалось нелогичным и неприемлемым.

– Кто она тебе? – гаркнул он Джамилю.

– Она моя – вот кто. Отпусти ее.

Казим не уступал, твердо держа саблю в руке. Он знал, что может справиться с капитаном, и ему не терпелось это сделать.

– Убирайся, Джамиль. Ты нам не нужен, и мы не хотим тебя видеть. Уезжай, пока сюда не добрались ингаширцы.

– Если хоть один из вас ее тронет, вы все – мертвецы.

– Отвали, урод, – огрызнулся Казим.

Он ждал атаки, но капитан, зло нахмурившись, развернул коня и галопом помчался на запад. Юноша смотрел ему вслед, пока он не скрылся из виду. Затем Казим взялся за дело. Вместе с Джаем они распрягли лошадей и нагрузили их припасами: едой, драгоценной водой и одеялами. Усадив девушку на одну из них, друзья повели их вперед, решив двигаться на юго-запад, где в лощинах все еще царил полумрак, а песок был тверже. Сзади по-прежнему слышались крики остатков колонны, добиваемых ингаширцами.

Через несколько часов они вышли на каменистую почву, где лошадиные копыта не оставляли следов, после чего спустились в очередную лощину. Та оказалась довольно глубокой, и они остановились там, поражаясь тому, что им удалось выжить.

Весь день к ним никто не приближался, а когда стемнело, они встали. Джай провел весь день, обнимая девчонку, которая не произнесла ни слова, но начинала громко рыдать, когда ее не утешали. Гарун беспрестанно молился, вопрошая Ахма, почему тот позволил перебить своих собственных воинов. Его постоянное бормотание медленно сводило Казима с ума, но юноша сдерживался. Все они боялись, и кто мог защитить их, если не сам Ахм?

«Разве мы не дети твои, о Всевышний? – причитал Гарун горестно. – Разве ингаширцы не чтут тебя так же, как мы?»

Однако к вечеру его лицо посуровело.

– Произошедшее должно стать для всех примером, – сказал он Казиму. – Пусть это поражение послужит горьким уроком. И кто-то должен за него ответить.

Все восприняли слова Гаруна как безусловно справедливые. Хотя Казима в тот момент одолевали не менее важные мысли. Куда теперь? На север, навстречу неизвестности, или же на юг, поставив крест на своих мечтах? Как им избежать новой встречи с ингаширцами? Хватит ли им продовольствия и воды? Когда лучше передвигаться, днем или ночью? Ответ на все эти вопросы был один: «Я не знаю».

По крайней мере, у них была еда, так что они поели вяленого мяса и хлеба, запив араком из фляжки и водой, также прихваченными с повозки. Даже лучшие блюда, приготовленные Танувой Анкешаран, не смогли бы сравниться с этой нехитрой трапезой.

– Что нам теперь делать? – спросил Казим Гаруна, когда они закончили пировать.

Обхватив свои колени, молодой богослов качался туда-сюда.

– У меня нет ответа на этот вопрос, брат. Мой разум говорит мне, что мы должны вернуться на юг и требовать справедливого воздаяния за эти ужасающие потери. Отправить через враждебную пустыню больше трех тысяч человек, полуголодных, плохо экипированных и невооруженных, лишь для того, чтобы их перебили кочевники? Немыслимо! Почему не была обеспечена безопасность? Где были командиры? Почему нас не вооружили и не подготовили в Лакхе, прежде чем отправлять сюда? Почему столько наших братьев полегло столь бессмысленно? – В смятении он зло тыкал в землю ножом, словно изливая печаль и гнев в песок. – Ингаширцы проследуют путем, по которому мы прошли. И у нас нет припасов для того, чтобы вернуться. Прошлой ночью я услышал, как солдаты говорили, что в шести днях пути к северу отсюда есть оазис. Возможно, мы сможем найти его? Я знаю одно: Ахм сохранил жизни нам троим. – Он взглянул на девушку. – Возможно, даже четверым, быть может, только нам, и никому больше. Если вы когда-либо сомневались, то отбросьте свои сомнения. Ахм с нами, и Он поведет нас.

Казим взглянул на Джая, неловко обнимавшего нежную лакхскую девушку с большими, влажными глазами. Она не была создана для пустыни и опасностей. Девушка прижималась к Джаю так, словно тот был ее личным мессией.

– Я хочу домой, – жалко произнес Джай.

Казим глубоко вздохнул:

– Как и я, брат. Но я отправился спасать Рамиту от демона-феранга. И если Ахм со мной, я ее не подведу.

Над каменистой лощиной разнесся сухой смешок, и Казим вскочил на ноги. Он оглядывался во все стороны, держа наизготовку свою новую саблю.

Темный камень на краю лощины встал, превратившись в Джамиля.

– О каком «демоне» ты говоришь, Казим Макани?