Подумайте сами, язык во все времена был и остаётся определяющим в формировании и воспроизводстве национальной культуры. Даже в эпоху глобализации. Ведь куда проще сменить сарафан и сапожки на джинсы, футболку и кроссовки, чем изучить в достаточной степени иностранный язык. Не так ли?

По залу прокатились смешки.

– Ах да, конечно. – Николай хлопнул себя по лбу. – Вы можете закапать себе любой язык в глаза и не париться. Но я, приводя сравнение, имел в виду обычных людей.

Председательствующий с лёгкой улыбкой махнул рукой, мол, продолжайте.

– Так вот. Основным хранителем языка в настоящее время является литература. Раньше доминировало устное народное творчество, которое в большей степени подвергалось изменениям, но сейчас властвует литература. Вам, как персонажам фольклора, это, наверное, известно.

– Это что, попытка нахамить?! – выкрикнул один из слушателей, вскочив с места.

– Нисколько. Это попытка продемонстрировать отсутствие чувства юмора.

Председательствующий ударил молоточком, и крикун молча уселся обратно.

– Так вот, литература, отражающая культурный слой того или иного народа, – это не рефлексия отдельного сломавшегося интеллигента вроде Достоевского и тем более не верноподданнические опусы, в какую бы форму ни упаковал их автор. Это даже не эпос вроде «Войны и мира», который всего лишь даёт набор индивидуальных рефлексий, пусть и с достаточно широким охватом. Рефлексия народа – ирония, сатира, направленная на сам же народ, на общество, и она в эпоху устного творчества выражалась в сказках, скоморошьих песнях, а позже и в анекдотах. Народ черпает из сатиры мудрость и вкладывает её туда же. Суть народа, его идентичность не в похождениях рыцарей, убийствах драконов и прочем эпосе, а именно в сатире. Я, разумеется, имею в виду смех не над врагом, а над самим собой, над своими порядками и традициями, над своими лидерами и героями. Ни одна заповедь, сколь бы священной её ни считали, не возымеет такого эффекта, как сказка о жадном попе, царе или купце, о глупой селянке или селянине. Потому что наказания зачастую боятся меньше, чем осмеяния. И наоборот, когда сталкиваются с несправедливостью, глупостью, жадностью, чаще прибегают к высмеиванию, чем к бунту. Самоирония, таким образом, предпочтительней самобичевания и более результативна. Однако мы немного отвлеклись от главной темы.

Николай осмотрел кафедру в поисках графина со стаканом или хотя бы бутылки с минеральной водой, но ни того ни другого в доступности не оказалось. Он прочистил горло коротким кашлем и продолжил импровизацию:

– По аналогии с фольклором основой всякой великой литературы, отражающей дух народа, являются сатирические произведения, направленные внутрь, на самих себя, а не вовне. Как «Энеида» Котляревского для украинцев, «Ревизор», «История одного города» для русских, «Похождения бравого солдата Швейка» для чехов, а «Золотой телёнок» с «Двенадцатью стульями» для советского человека, если этот пласт выделять в самостоятельную культуру.

– Извините, вы славист? – спросили из зала.

– С чего вы взяли?

– Все ваши примеры касаются славянских культур.

– Возможно, они избраны мной подсознательно, в противопоставлении с «Песнями Запада». Но вы можете найти примеры у любого народа, считающего свою культуру великой. У французов – «Гаргантюа и Пантагрюэль», а также пьесы господина Мольера, у итальянцев «Декамерон» и комедии Ренессанса. Я уже не говорю о мощном пласте еврейской литературы. Везде вы увидите сатиру, направленную не только на отдельных порочных людей, но на систему, на власть, на сам народ. А только народ, способный смеяться над собой, может быть назван великим. Британцы сильны Свифтом, американцы – Марком Твеном. А на примере фольклорного персонажа Тиля Уленшпигеля мы можем наблюдать, как сатира из устного народного творчества немцев и фламандцев из шванков, сатирических сказок, переходит в авторскую литературу и на свет появляется современный роман.

– Всё это достаточно умозрительно, – заявил Дуарто Ильмер.

– Всё на свете вообще достаточно умозрительно, – парировал Николай.

– Но разве не элита является выразителем народной культуры? – вопросил Ильмер. – Именно рефлексия интеллектуалов заставляет развиваться культуру, а вовсе не сказки простолюдинов, которые есть не что иное, как средство успокаивающее, канализирующее бунтарские порывы.

– А это зависит уже от ваших идеологических предпочтений.

– Так вы ещё и социалист?! – выкрикнул Ильмер.

– Это не имеет отношения к теме дискуссии, – председатель стукнул молоточком.

– Народные сказки вдохновляли многих писателей, вышедших из элиты. – Николай пожал плечами. – Без первоосновы им пришлось бы воровать сюжеты друг у друга. И вот вопрос, у кого бы украл самый первый из них?

В зале поднялся шум.

– Перерыв! – гаркнул председательствующий. – Пятнадцать минут.

Народ сорвался со стульев и кресел, рванув кто к подносам с канапе и напитками, кто к коллегам или важным персонам, чтобы отметиться рукопожатием.

Сарафил подошел к кафедре.

– Чего вы добиваетесь? – спросил он шёпотом Николая.

– Мне нужно поговорить. С вами.

– Хорошо, давайте пройдём в кабинет.

…Кабинет, так же как зал, являлся лишь отгороженным тканью участком большого шатра, но здесь оказалось довольно уютно. Диванчик и пара кресел, неизменные на фестивале столики с напитками и фруктами, цветы и пальмы в горшках и вазах.

Великий магистр собственноручно разлил по бокалам розовое вино и подвинул один из них к Николаю.

– Где вы всего этого набрались? – спросил Сарафил с умеренным любопытством. – Про сатиру, народную самоиронию? Курите, если хотите.

– Из моей дипломной работы. – Николай глотнул вина и закурил. – Но я пришёл к вам не с этим.

– Я понимаю. Нет, не подумайте чего, я не в обиде. Вы неплохо встряхнули общество. Можно сказать, доставили старику удовольствие. Поэтому я дам вам шанс наскоро изложить дело.

Николай, в который уже раз, выложил историю. Но на этот раз не затягивал, а сразу перешёл к основной идее:

– Если бы вы, я имею в виду Триумвират, предложили Митридату корону Мерлина, а он бы отказался, поскольку корона ему, как говорится, не по зубам, то магический контракт оказался бы закрыт в виду отказа, а источник спасён. При этом ему не было бы смысла далее удерживать Айви.

– Послушайте, молодой человек, но я даже не знаю, кто такая Айви.

– Она овда.

– Превосходно. Допускаю, что у неё возникли проблемы. Но я не обязан знать всех овд лично и не обязан решать их проблемы. А тут приходите вы, устраиваете скандал в камерном обществе, требуете вмешательства в абсолютно частное дело. Да ещё и предлагаете рискнуть короной Мерлина. Ну взгляните на это со стороны.

– Но это не частное дело, – возразил Николай. – Митридат угрожает всему вашему миру.