Если во всем этом кинематографическом веселье и были минусы, так это лошади. Хилл признался, что был неважным наездником, а в фильме ему пришлось играть короля «повелителей коней». Такова ирония судьбы, развел руками он. Чтобы привыкнуть, ему пришлось немало времени провести в седле. Кроме того, ему выделили послушного коня.

«Его зовут Надежный», – сказал Хилл. Надежного ничто не выбивало из колеи. «Это только кляча Вигго все норовила дать задний, запарывая дубль».

Каждую пятницу за чаем устраивали лотерею. Легкое безумие, царившее на «Stone Street», наконец обрело форму. Большинство сидевших в столовой актеров и членов съемочной группы работали над фильмами года три, если не больше, но это не умаляло их желания выиграть набор коллекционных карточек с героями «Властелина колец» или фигурки хоббитов. Все кричали и улюлюкали. Когда Хилл вытащил из коробки следующее имя, из-за стола поднялся орк, который, победно потрясая кулаком, пошел забрать памятную кепку.

* * *

День второй. Ортханк. Брэд Дуриф вышел из чернильной тени в освещенный свечами зал Ортханка, 150-метровой твердыни Сарумана, которая тем утром находилась в павильоне B. Атмосфера напоминала о трансильванском замке Дракулы – не стоит и сомневаться, что так Джексон отдавал дань уважения своей любви к готическим мелодрамам студии «Hammer Horror» (скоро в кадре должен был появиться Кристофер Ли). Дуриф был загримирован и одет в костюм Гримы Гнилоуста. Его лицо было бледно как мел и лишено бровей. Предполагалось, что это должно показать, как он постоянно ест себя поедом, что стало очередным примером того, как режиссер и сценаристы обогатили книжный образ героя.

Презренный Грима Дурифа напоминает горбуна Игоря и Ричарда III. И все же персонаж не кажется ни глупым, ни шаблонным.

Поприветствовав меня кивком головы и взглядом огромных, как мячи для гольфа, глаз, Дуриф прошипел: «Так вы пришли посмотреть на мой провал?»

Он предпочитал не выходить из образа.

Тем временем члены съемочной группы суетились вокруг Джексона, словно выполняя его телепатические инструкции. Они давно научились читать мысли режиссера, ведь это экономило им время. Джексон надеялся закончить до обеда еще одну сцену и сжимал в руке измятый листок бумаги, на котором было что-то нацарапано шариковой ручкой. Он хотел вставить дополнительную реплику в сцену, которую снял больше года назад, чтобы Гнилоуст сообщил своему господину, что роханцы отступают в Хельмову Падь, а потому самое время атаковать их.

«Я залатываю дыры», – смеялся режиссер.

Несколько дублей Дуриф нащупывал верную интонацию для реплики, которую прочитал всего несколькими минутами ранее, и пробовал ставить акценты в разных местах. Затем словно что-то щелкнуло: актер из Западной Вирджинии нашел свой ритм. У меня на глазах он справился со своей задачей.

Кинематографисты были уверены в себе – и верным признаком их уверенности было чувство, что нет ничего невозможного. Может, эту уверенность породил успех, но на площадке не чувствовалось типичной голливудской паранойи – публицисты не вымучивали улыбки, с ужасом ожидая момента, когда ты решишься с кем-нибудь заговорить. Само собой, без публициста было не обойтись, но живая и добродушная Клэр с удовольствием экскурсовода показывала мне все свои лучшие экспонаты.

В этом тоже был непостижимый новозеландский дух. Они гордились своими достижениями и хотели делиться своей радостью. Их глаза светились от восторга. Они со всей серьезностью подходили к своей работе, но умели посмеяться над собой.

И благодарить за это тоже следовало Джексона. Настроение на съемках, как правило, задается режиссером: если он спокоен и доволен собственными приписками к сценарию – хотя Джексон позвонил Бойенс, чтобы она одобрила реплику, – то спокойно становится всем.

Накануне Маккеллен просиял, услышав историю, в которой, как ему показалось, нашел отражение сам дух предприятия Джексона. Однажды, когда они снимали в окрестностях Веллингтона, у забора заметили мужчину, который пытался заглянуть на площадку.

«Что он делает?» – спросил Джексон.

Оказалось, что шпион просто сходил с ума по фильмам и хотел хоть одним глазком увидеть съемки.

«Пустите его внутрь», – велел режиссер.

«Ему позволили пройти на площадку, – сказал Маккеллен, одобрительно кивнув. – Прошло три года, а он по-прежнему работает над фильмом. Кажется, следит за самолетами. Доволен как слон».

Джексон понимал, что в альтернативной вселенной он и сам мог оказаться по ту сторону забора.

Несколькими часами ранее меня оставили одного в покоях Сарумана. Там были книги, карты, пергаментные свитки, покрытые сажей канделябры и всевозможные склянки, в одной из которых сидело какое-то мерзкое земноводное: при ближайшем рассмотрении уровень его детализации поражал. Все должно было быть аутентичным. В один из пергаментных свитков на эльфийском вставили фразу, которая в переводе значила: «Здесь был Гэри!». Джексону это не понравилось, поэтому Гэри пришлось срочно переделывать свиток (публицист изменил имя виновника, чтобы защитить беднягу). Режиссер рассудил, что найдутся люди, которые умеют читать по-эльфийски.

Присев ненадолго на обсидиановый трон, где обычно восседал Кристофер Ли (само собой, у меня есть фотография), я оценил необычность окружающей обстановки. Да, это были просто декорации: стоило царапнуть поверхность – и под краской обнаружились бы дерево и стеклопластик, обработанные новозеландскими умельцами. И все же это было Средиземье. Именно Средиземьем оно и считалось. Никто не называл это декорацией – это был Ортханк. Складывалось впечатление, что все хотели в это верить.

Джексону нравилось представлять, что они с командой прилетели в Средиземье, прихватив с собой все камеры и тележки с кофе, и приступили к съемкам.

Когда позже в тот день я снова поговорил с Дурифом, с которого уже сняли костюм и бледный грим, он тоже пустился в рассуждения. «Я сыграл немало злодеев, а может, и слишком много, – признал он. – В этом я поднаторел. Я просто кажусь довольно суровым. Мне сказала об этом моя девушка, которой смелости не занимать: «Ты кажешься белой вороной». В детстве я болел и испытывал сложности с концентрацией внимания. Я либо фокусируюсь на чем-то одном, либо полностью отключаюсь».

Имея заметный вирджинский акцент (его отголоски слышны даже в британском нормативном произношении, которое он практиковал для роли Гнилоуста), невысокий рост и пронзительный взгляд, Дуриф был обречен воплощать на экране роли странных и эксцентричных людей. Его карьеру определила номинация на «Оскар», которую он получил в возрасте двадцати трех лет за роль дерганого заики Билли Биббита в картине «Пролетая над гнездом кукушки». Позже он озвучил куклу-психопата Чаки из франшизы «Детские игры» и сыграл трусливого, состоящего в Ку-клукс-клане заместителя шерифа в фильме «Миссисипи в огне». Он был самым именитым американским актером в трилогии. На собственном опыте испытав губительный перфекционизм «Врат рая», он считал любые сравнения этого фильма с предполагаемыми перегибами в Новой Зеландии смехотворными.