используют в самых ранних формулировках истории о воскресении (например, 1 Кор. 15:3–5), однако это хороший пример того, что любое слово имеет много возможностей, много нюансов смысла. При описании нового модуса бытия авторы использовали слова с конкретным набором значений (подниматься, просыпаться, пробуждаться, вставать из лежачего положения, восстанавливать здоровье, реабилитироваться…) в манере греческого койне, чтобы выразить опыт поливалентной веры, выходящей за рамки набора фиксированных литературных значений, которые дают нам словари.

Видения – это воздействие на восприятие провидцев, однако всё-таки важно попробовать понять, что могло вызвать такие восприятия. В зависимости от того, с какой философской системой мы имеем дело, есть воспринимающий и то, что воспринимается; следовательно, есть толкование и действие. Действие в некоторой степени раскрывает намерения как воспринимающего, так и того, что воспринимается, хотя бы потому, что воспринимаемое не является случайно и не приносит посланий всем в любое время. Конечно, в недвойственной системе воспринимающий, акт восприятия и воспринимаемое считаются едиными – моментом в потоке восприятий. Восприятие также связано с представлением о воспринимаемых качествах конкретного явления. Один из способов деконструировать понятие «существования» явления – утверждать, что, когда мы устраняем качества, явления не остаётся. Так, представляется, что отсутствует потребность в метафизическом субстрате, к которому «крепились» бы качества. В любом случае таков классический буддийский аргумент. Тем не менее, когда действие происходит после момента восприятия, обусловливаясь этим актом восприятия, даже недвойственной системе придётся признавать поток причинности хотя бы на относительном уровне. Этот анализ, конечно, ничего не доказывает, но всё-таки предполагает, что толкование явления опирается на размышление, на знание о том, какую систему мы используем для толкования и с каким намерением мы совершаем толкование.

Из писаний св. Фома Аквинского, где он пытается истолковать тексты Павла о воскресении, явствует, что воскресение – это превращение, ведущее в совершенно иной способ бытия. В писаниях Павел называет его soma pneumatikos (тело, наделённое духом, или «ветром»)496. Павел также делает большой упор на связь между воскресением Христа и воскресением всех мёртвых (1 Кор. 15:12–20). Нет смысла в воскресении из мёртвых лишь одного человека, если нет сотериологической связи между ним и другими людьми, которые посредством веры могут приобщиться к новому способу бытия этого воскресшего человека. Отношения между воскресшим Христом и верующим аналогичны отношениям между всеми людьми и первым человеком, Адамом; Христос открывает совершенно новый способ бытия человеком. В стихах 35–57 Павел аналогичным образом объясняет, как может происходить воскресение. Этот отрывок вполне ясно показывает, что воскресшее тело как Христа, так и верующего, несомненно, имеет новый способ бытия и одухотворяется, при этом нельзя сказать, что оно «дематериализуется». Телесная жизнь детей Адама преобразуется в духовное тело небесного человека, Христа. Телесная жизнь радикально меняется: «Не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мёртвые воскреснут нетленными, а мы изменимся» (1 Кор. 15:51–52).

В то же время католическая традиция утверждает, что мёртвые обязательно воскреснут «в своих телах, которые имеют сейчас» (Четвёртый Латеранский собор, 1215 г. н. э.). Имел место серьёзный спор относительно того, в какой степени воскресшее тело будет материально «таким же», как погребённое в могиле, особенно если учесть тот очевидный факт, что в определённых местах тела могут полностью превращаться в прах за несколько лет после захоронения. Два богослова XIV в., Дурандус из С.-Порциано и Иоанн Неаполитанский, считали, что самотождественности души достаточно для тождественности воскресшего тела с человеком, который прежде жил на земле497. В схоластический период этот взгляд, похоже, отвергался большинством богословов, и в наше время вера в отделимую от тела, бессмертную душу также почти исчезла, во многом из-за неверного понимания верований древних израильтян о загробной жизни. Современное богословие предпочитает говорить о целостности и единстве тела и души, при этом, однако, не отрицается, что после смерти происходит особый суд над отдельной душой. После смерти святые могут творить чудеса как через реликвии, так и через молитвы в своей чисто духовной природе – бессмертной душе, пребывающей в единстве с Богом. Однако духовный характер воскресшего тела, заданный писаниями, оставался элементом католического учения в период схоластики. Фома Аквинский определил четыре качества воскресшего тела в Дополнении к «Сумме теологии», в вопросах 82–85: impassibilitas (не способно на новые страдания); subtilitas (тонкость, может проходить сквозь стены); agilitas (ловкость, может двигаться легко и с большой скоростью); и claritas (сияние), поскольку такое тело свободно от греха или осквернения, оно будет сиять, как во время преображения Иисуса. Тела грешников не имеют этих качеств; однако они будут как нетленными, так и бессмертными, чтобы подвергаться наказаниям в вечном аду. В духе, типичном для его богословского проекта, Фома Аквинский сохраняет смысловое ядро католической традиции, уделяя большое внимание сохранению равновесия, по возможности примиряя расходящиеся воззрения при помощи искусного рассуждения.

В своей книге о телесном воскресении Кэролайн Байнам подробно обсуждает верование, что воскресшие тела в материальном плане должны совпадать с телами в момент смерти; впрочем, она рассматривает лишь конкретную (хотя, по общему признанию, очень важную) нить богословской традиции в определённый период человеческой истории. Такое верование возникает по той причине, что таинства принимаются в конкретном теле, и именно через благодать таинств мы приобщаемся к духовному преображению, что и есть воскресение, которое Иисус передал нам через Церковь. Однако это не единственный способ понимания воскресения тела. Очень важна сакраментальная часть этого учения. Это человеческое тело испытывает благодатное влияние воспринятых таинств. Когда Павел говорит о принятии крещения мёртвыми (1 Кор. 15:29), он объединяет учения о воскресении и крещении. Эта идея также связана с некоторыми глубочайшими духовными учениями Восточных церквей498. А именно, считается, что мощи творят чудеса, поскольку телесные останки святого хранят сакраментальные посвящения всех таинств, которые человек получает при жизни.

Однако богословские разработки можно также представить в свете научных открытий современности. Мы больше не воспринимаем протоплазму так же, как воспринимали тысячелетие назад; микробиология и биохимия целиком изменили наши знания о телесных процессах и само наше представление о том, что такое человеческое тело; теперь нужно принимать во внимание микроорганизмы и даже органеллы, такие как митохондрии, которые имеют собственную ДНК и эволюционную историю. В контексте такого восприятия в последний день реально воскресает не что иное, как сообщество живых существ, симбиотически поддерживающих самовозникновение сознания, в соответствии с физической, известной науке генетической программой. Для верующего эта программа – «точное соответствие» плану Бога, так великолепно воспетому в богословском гимне Послания к Ефесянам (1:3–23).

«Реально» ли возникает радужное тело (или любой другой сверхъестественный посмертный феномен)?

Верующие