Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хэтти знала, что такое энергия.
Вместо того чтобы показать Мокси Ящик, который находился прямо над ними, на втором этаже, она говорила с ним о лошадях и подковах, о шляпах и ремнях, поводьях и перчатках.
Когда Мокси ушел, Кэрол решила спросить мать, что та думает.
– Что я думаю? – переспросила Кэрол. – Думаю, что теперь-то я все поняла.
– Мама! Я говорю о Джеймсе.
Хэтти пожала плечами.
– Пойдем наверх, – сказала она. – Ящик гораздо интереснее, чем все молодые люди, которых ты можешь к нам привести.
Она сказала, что поняла, в чем проблема с Ящиком. Но, увы, пока это было не так.
Для Кэрол же ни один ящик не представлял такого интереса, как этот молодой человек.
…Через некоторое время после того, как Кэрол вышла замуж за Дуайта Эверса, Хэтти заболела и умерла. К тому времени Кэрол уже жила в другом месте и ей не пришлось участвовать в доводке и окончательной проверке Ящика, над которым ее мать продолжала усердно работать до самой своей кончины. Во время похорон матери Кэрол продолжала думать об их совместном интересе к устройству гробов, и ее не отпускало странное желание проверить – соответствует ли гроб, в котором Хэтти опустили в землю, ее высоким требованиям.
Вместо этого она крепко ухватилась за руку Дуайта, чувствуя приближение приступа. Через несколько дней, когда она очнулась, Дуайт сказал, что ее приступ, вероятно, был вызван переживаниями, связанными с похоронами, и уехал в Бейкер, где у него была назначена встреча с друзьями юности. Проводив мужа, Кэрол стояла у окна, когда вдруг увидела приближающегося к дому пожилого человека верхом на лошади. Седые волосы, добрый взгляд. Про себя Кэрол отметила, что взгляд старика был не просто добрым – в нем сквозили явная симпатия и сочувствие. И Кэрол поняла, что визит незнакомца каким-то образом связан с ее матерью.
Старик приехал, чтобы зачитать Кэрол завещание, оставленное Хэтти. Но вместе с солидной суммой, которой мать одарила Кэрол, в завещании было записано условие, с которым почтенный адвокат никогда в жизни не сталкивался.
– В случае вашей смерти, – объяснял Кэрол адвокат, – в дом распорядителя похорон, который будет распоряжаться церемонией, должен быть доставлен особый гроб. Весьма мрачное условие, я бы сказал, но считайте это… ее последним вам подарком. В завещание включены четкие инструкции на этот счет и записка, адресованная вам.
Он просмотрел пачку листов, которую достал из папки и, откашлявшись, протянул Кэрол один из них.
Кэрол прочитала:
Моя милая Кэрол, я сделала это! Я довела его до совершенства. Я не называю его тем именем, которое соответствует его сущности, потому что считаю, что никто, кроме нас двоих, не должен знать о его предназначении. Воспользоваться им можно будет лишь в случае крайней необходимости, и я сделала все, чтобы какие-либо третьи лица, которые будут заниматься твоими делами, даже и мысли не допускали, чтобы объявить его слишком тяжелым. Слишком большим. Я сделала его похожим на изделия фирмы «Беллафонте», чтобы скрыть его истинные возможности. Но знай – это не от «Беллафонте». Это – от меня, Хэтти, твоей матери. Это абсолютно бесценная вещь, способная поднять гораздо больше, чем какие-то сто шестьдесят фунтов земли…
Все это Кэрол рассказала Мокси, когда пара стояла, держась за руки, в соснах, окружающих кладбище. Рядом, на стволе поваленного дерева, сидела Фарра, держа Кэрол за руку. Кэрол поведала, как нащупала под обивкой рычаг – как раз там, где спрятала его Хэтти. Фарра помогла ей выбраться из гроба, после чего крышка и давящие на нее массы земли вновь обрушились в могилу. Если бы не Фарра и ее помощь, Кэрол погибла бы под их тяжестью.
– Хэтти все-таки не успела достичь подлинного совершенства, – сказала Кэрол. – Но я не жалуюсь.
Она рассказала, как голыми руками они с Фаррой восстановили могильный холм и выпрямили криво торчащую из могилы латунную трубку, чтобы Дуайт до поры до времени ни о чем не подозревал, и им очень повезло, что, кроме них двоих, на кладбище в этот момент никого не было.
Затем Мокси сказал то, что собирался сказать давным-давно:
– Я был глуп как пробка.
– Ты был трусливым цыпленком, – рассмеялась Кэрол. – Но теперь ты совсем другой. Спасибо тебе!
Мокси подошел к Кэрол ближе.
– Он был с тобой в гробу?
Кэрол содрогнулась.
– Да, – сказала она.
– Как ты от него избавилась?
Кэрол рассмеялась смехом умным и ироничным – так смеется человек, которому удалось обвести вокруг пальца силы обмана и предательства.
– Я проснулась, – ответила она. – И нажала на рычаг.
Мокси поцеловал ее. А Фарра, не в силах отвести глаз от очарованной друг другом пары, захлопала в ладоши.
Кэрол посмотрела на нее, потом повернулась к Мокси. Тот пристально глядел в сторону города. Кэрол поняла: он думает о Дуайте.
– Я могу сама сделать это, – сказала она.
Мокси отрицательно покачал головой.
– Это наше общее дело, – сказал он. – Но пойду я. Я должен окончательно вернуться с Большой дороги. И только тогда я смогу жить, как полагается.
Кэрол кивнула. Они долго смотрели друг другу в глаза. А потом Мокси, все еще покрытый сажей и пеплом костра, устроенного Горючкой Смоком, испачканный в его крови, пошел к лошади, оставив Кэрол в лесу.
Ей не нужно было спрашивать его, куда он отправился и вернется ли он.
Держа в правой руке обрезанный Дуайтом шнур с болтающимся колокольчиком, он, хромая, добрался до лошади, которую украл в центре Хэрроуза. Да, Хэтти была права – этот человек хоть и был джентльменом, но плевал на любые законы!
– Если хочешь моего совета, – сказал как-то Джон Боуи, калачиком свернувшись в кресле-качалке и поигрывая маленьким резиновым мячом, – беги из дома и отправляйся в Макатун. Там живет один тип. Увидишь его, и глаза твои станут ярче солнца.
Джон отхлебнул из стакана.
– Я уже подумываю: а не поехать ли мне туда самому?
Сказав это, Джон спрятал мяч в ладони, а когда раскрыл ладонь, то мяч исчез.
– Любовь проходит, – сказал он.
Потом поднялся, подошел к Кэрол и взял ее за руку. И Кэрол почувствовала маленькое округлое тепло в своей ладони.
– Но она знает, как вернуться, – закончил Джон.
Весь путь домой Дуайт старательно изображал горе. Остановив экипаж на дорожке, ведущей к дому, он с деланой грустной нежностью похлопал серых лошадей по загривкам, как будто боялся, что животные заподозрят его в неискренности и не поверят, что он страдает. Войдя в дом, в свой отныне дом, он снял галстук и, повесив его на спинку кресла в гостиной, быстро отправился на второй этаж. Да, он страшно устал. Стащив башмаки, он лег на постель.