– Да, так.

– Ты – смерть? – спросил наконец Мокси.

– Нет. Я – Гнилл.

– Могу предложить тебе кого-нибудь другого. Пусть он сгниет.

Глаза Гнилла расширились – дрожащие круги на лице, черты которого постоянно менялись.

– Вы собирались убить мужа, но это не то, что мне нужно.

– Тогда возьми калеку, и будем в расчете.

Существо рассмеялось.

– Калеку? Да я поимел с него гораздо больше, чем вам может показаться. Нет, Мокси. Калека – это не равноценный товар.

– Тебе меня не остановить. Во всяком случае не сегодня.

– Я уже вас остановил, – все с той же усмешкой проговорил Гнилл.

Мокси повернулся к двери, через которую вошел, и вдруг увидел, что на прежнем месте ее нет. Там, где была дверь, находилось зеркальное отражение коридора, в конце которого, у окна, тоже стоял Гнилл.

– Что тебе нужно?

– Мне нужна Кэрол Эверс, и вы это знаете.

– Но почему именно она?

– Потому что она ближе всех подходила к смерти, и множество раз. Потому что она не боится ее. Потому что она бывала там, где еще не бывал никто.

– Она не умерла! – настойчиво повторял Мокси.

– Вы думаете, я не знаю, умерла она или нет?

Черты лица Гнилла двигались независимо друг от друга. Кожа его покрылась рябью, словно козье молоко. На одно мгновение, ужасное в своей определенности, Мокси увидел Гнилла таким, каким он был на самом деле. Болезненного вида, лысеющий, обрюзгший, питаемый исключительно собственной похотью. Но через мгновение он вновь принял прежний облик – неопределенный, неясный, постоянно меняющийся.

– Похорон не будет! – твердо заявил Мокси.

– Вот как? Но гроб уже прислали.

– Я разобью его.

Мокси пошел вперед, но, как ни старался, ни на шаг не приблизился к окну, у которого стоял Гнилл – расстояние между ними оставалось неизменным. Он повернул в противоположную сторону, к окну, у которого, отражением от первого Гнилла, стоял Гнилл второй. Тот же результат.

– Отпусти меня! – потребовал Мокси.

– Это не соответствует моим планам, – ответило существо у окна.

Мокси услышал тиканье часов. Время утекало как сквозь пальцы. А Кэрол – в гробу.

– Отпусти меня!

– Вот уж нет.

– Она не умерла.

– Да ну?

– Если бы она умерла, тебя бы здесь не было.

Мокси опять рванулся вперед, но расстояние между ним и концом коридора осталось неизменным. И Гнилл, стоящий у окон в противоположных концах коридора, тоже не изменился. Только грязь в морщинах его лица становилась гуще и отчетливей.

…Фарра, когда выходила из дома, действительно не собиралась идти на похороны, но в конце концов поняла, что движется в сторону кладбища.

Она думала о мистере Эверсе, который стоял на коленях у ее кровати.

Фарра повернула и пошла в противоположную сторону.

Она не знала точно, на сколько назначена церемония похорон, но только сейчас она осознала это как нечто важное. Она знала, что из-за Болезни, поразившей Хэрроуз, Мандерсу не удается строго следовать каким бы то ни было расписаниям, а потому Кэрол могут похоронить и в полдень, и в шесть часов, и откуда вообще Фарре знать, когда ей нужно явиться на кладбище?

Придется быть там целый день!

Плохая мысль.

И тем не менее… Мистер Эверс решил, что на похоронах не будет никого, хотя в городе все любили Кэрол и хотели бы с ней проститься.

А так было сделано, подумала Фарра, и эта мысль совсем не показалась ей безумной, потому что Дуайт убил свою жену. Определенно это так, и все указывает именно на это. Кэрол никогда бы не согласилась на закрытые похороны – похороны, о которых никто бы не знал.

Фарра вдруг вспомнила разговор между мистером и миссис Эверс, который случайно подслушала достаточно давно: Кэрол говорила, что Фарре нужно все рассказать.

Рассказать что?

Была ли связь между давним разговором и тем, о чем супруги спорили вечером, перед тем как Кэрол упала?

Словно лучик света вспыхнул в голове Фарры – неясный, в самой глубине сознания.

Вспыхнул на мгновение и пропал.

Фарра решила, что идет куда глаза глядят, без всякого направления. Но оказалось, что ноги сами влекут ее в сторону места, где жил шериф Опал. Пора рассказать Опалу про неожиданный визит Дуайта. И не важно, к каким выводам придет шериф, пора было сообщить ему, что Дуайт Эверс приложил руку к смерти своей жены.

Она прошла не меньше половины пути до дома шерифа, когда путь ей преградила вышедшая из переулка женщина, слишком крупная для одежды, в которую она была облачена.

– Фарра Дэрроу?

Она улыбалась, но Фарре ее улыбка совсем не понравилась. Не понравился и тощий конский хвостик ее сальных волос, словно угорь, скользящий по плечу.

– Меня зовут Лафайетт, – сказала женщина. – Я хочу, чтобы вы меня проводили.

Фарра слышала об этой женщине. С ней вел какие-то дела мистер Эверс. Но не Кэрол.

– Мне очень жаль, мисс Лафайетт, но я…

Но Лафайетт, крепко сжав Фарре руку, увела ее…

– …Был день, когда в ладонях своих испачканных сажей рук вы держали все богатство мира, но вы присвоили его и спрятали в карман. Вы ограбили Кэрол и оставили ее умирать в жуткой тесноте гроба, где царят лишь темнота и разложение. Это вы отправили ее в гроб, Мокси. И это правда. И никто не имеет права притворяться, что это не так.

– Я был молод.

– Слишком поздно. Они уже опускают гроб в землю.

…Гроб с телом Кэрол опускали в могилу.

Лукас и Хэнк медленно вращали деревянную лебедку, в то время как Дуайт и Мандерс следили за веревкой. Все было непросто, и каждый поворот лебедки отдавался натужным скрипом. Гробы от «Беллафонте» – настоящее испытание для могильщиков. Несколько минут работы, и Лукас с Хэнком уже истекают потом. Гроб с Кэрол уже находился в могиле, и оставалось лишь аккуратно установить его на дно.

Мандерс, скорбно сложив руки на груди, ждал. Все молчали. Дуайт надел хорошо отрепетированную маску Убитого Горем Вдовца, хотя на него никто не смотрел – могильщики были заняты лебедкой, а Мандерс глядел на крышку гроба. Наконец могильщики установили гроб на дне могилы, при этом колокольчик, висящий на конце латунной трубки, оказался всего в футе от поверхности земли. Лукас вытащил веревку со своей стороны, а Хэнк – со своей. Мандерс спросил Дуайта, не хочет ли тот что-то сказать, на что Дуайт, вперившийся взглядом в крышку гроба, отрицательно помотал головой.