Воины трижды ударили рукоятями мечей в окованные медью щиты.Тяжелый звон прозвучал скорбно и тягуче, повис в неподвижном воздухе.

Его шатало, когда он уходил, волосы сзади подсвечивалогигантское багровое пламя. На краде из двух сотен дубов сжигали тело Колоксая иего верной жены Зимородка, затем скачки и стрельба из лука, победители получатпо золотому кубку из рук скорбящей царицы.

Он чувствовал себя так, словно сам вышел из крады. Душавыгорела, оставив в груди томящую пустоту, а в теле же, напротив — взаменстрашной слабости после перелета в вихре, — мышцы вздрагивали, порыраскрывались, кожу жгло, неведомые силы вливаются отовсюду, словно пчелы,избравшие его тело своим дуплом, сотни тысяч незримых молний вползают исворачиваются крохотными узелками в его груди, теснятся, но в груди все теснееи теснее...

Что-то опасно нарушил в себе, он понимал, раньше после вихряприходил в себя сутками, а теперь после тех слез, что позорно для мужчинывскипели в глазах и тут же высохли, в нем что-то раскрылось миру и звездам, итеперь весь мир наполняет его мощью, как работник вливает в бурдюк молодоевино, а бурдюк все раздувается и раздувается под тяжестью...

Он чувствовал, как от него непроизвольно пошел жар. Мошкара,что пыталась поплясать над ним столбиком, вспыхивала и сгорала мелкимиискорками. Когда загорелись крылья чересчур близко пролетевшей бабочки, онторопливо свернул, отыскал уединенное место среди камней, лег на спину. Надголовой медленно проплывали темные, как преступление, облака. Звезды проступилимелкие и злые, но от них тоже протянулись узкие лучики, по которым в его телопошла злая дикая сила звезд.

Надо научиться держать себя в руках, сказал он себе,пробиваясь через вихрь суматошных злых мыслей. Перед глазами мелькалиотрубленные головы, горели стены городов, рушились башни, кричали в смертельномстрахе женщины, пытаясь спасти детей из-под горящих обломков, и в груди рослатяжесть от осознания, что все это натворит он.

Это и много больше, если не научится владеть собой. Из-заспины Мрака хорошо бурчать на кровожадность оборотня, свысока посмеиваться наддуростью певца, который ведом дурацкими чувствами, а вот он, волхв, ну прямочистая мудрость и сдержанность!

И все потому, что первые удары принимали на себя Мрак иТаргитай. А теперь увидел с ужасом, что ненамного ушел дальше Мрака, длякоторого глав-ный довод — кулаком в рыло, или от Таргитая, ко-торый сидяговорит одно, стоя — другое, а лежа — третье.

Рассвет застал его все так же распластанным в траве. Небомедленно светлело, звезды истаивали, на востоке робко заалела утренняя заря,начала медленно наливаться красками.

По коже пробегал волнами озноб, но жар еще переполнял грудь.Удивительно, сколько в нем скопилось жара. Всюду блестят прозрачные капли, новокруг него на два шага трава пожухла от его злости и жара.

Он с трудом поднялся, мышцы все застыли, в животе тянущаяболь, тяжело и холодно, словно это он хлебнул воды из мира мертвых.

— Сегодня, — сказал он вслух, и сердце сжало болью. —Сегодня Перун наденет... или, в крайнем случае, завтра. А что я сделал?

Он зарычал от стыда и злости. С того дня, как расстался сМраком и Таргитаем, только и делал глупость за глупостью. Да такие, что назватьглупостью — это еще похвалить себя.

Он снова сел, сжал ладонями голову. Как бы поступил, скажем,Мрак? Простой грубый и бесхитростный Мрак? Он сунул бы колдуну под нос своюсекиру, предложил бы обнюхать и посоветовал бы тут же начинать работать начеловечество. Иначе...

Дурость, конечно, пронеслась в голове злая мысль. Не силойже заставлять такое?

Солнце высунулось краешком, но по ровной степи яркий лучсразу стрельнул в лицо, запрыгал красными пятнами под плотно зажмуреннымивеками. Он повернул голову прямо навстречу солнцу, пятна сменились пурпурнымзаревом, что объяло весь мир...

Он вздрогнул, ноги подбросили его с такой силой, чтоподпрыгнул. Это пурпурное зарево вот-вот охватит весь мир, все страны и народы!А он сидит, мыслит, ищет бескровные решения... Если не знаешь, как делатьправильно, то хоть что-то делай! Да и не бывает абсолютно бескровных решений.

Сердце едва не разламывало грудь. В голове стоял неумолчныйзвон, словно там одна за другой рвались туго натянутые жилки. Пламя подопущенными веками полыхало, завивалось жгутами. Возникали странные пляшущиеочертания, а он в странном бессилии и оцепенении, не зная, что делать,всматривался в них подобно дурному Таргитаю, замечал диковинных зверей,странные башни и причудливые деревья.

Зачем-то удержался от желания восстановить ясность,чувствуя, что нащупал в себе нечто, чего раньше не было. Блеск медленноразросся, слабый и трепетный, вот-вот угаснет, там двигаются неясные тени, Олегзадержал дыхание, весь ушел в этот блеск, смутные очертания обрели ясность, онкак в сумерках увидел помещение, стены терялись в волнах тумана, в комнатечеловек, лицо смазано, фигура колеблется, он начал слышать голоса, сперванеразборчивые, затем все яснее и яснее...

— Это все... дурость... — донесся голос, непонятно, мужскойили женский, слова доходили искаженные, то едва слышным ревом, то истончаясь докомариного писка. — Если даже... случайность...

Другой голос звучал глухо и невнятно, словно в самом деледоносился из-за тридевяти земель, проник сквозь толстую стену башни, а оттудаеще и донесся до его ушей:

— ...Тревожно... Не люблю...

Голоса продолжали звучать, ровные и монотонные, как осеннийдождь:

— Никто... определение...

— ...Не знал... Доселе...

— ...Наша мощь...

— Сила Леса...

Олег насторожился, говорят либо о нем, либо о его друзьях,голоса стали звучать чуть громче, медленно обретали оттенки:

— Боровик всегда тревожится... нет определенности... Еслиздесь мы уязвимы...

— Беркут сказал верно: мы уязвимы только вне стен своихбашен... но у себя дома, где все пропитано защитной магией...

— У меня не только стены, но и земля на версту вокруг моейбашни!..

— А у меня и над башней... грифы и грифоны. Все чародеи миране смогут...

И еще один голос, который показался смутно знакомым:

— Я не понимаю, что у вас за тревога? Ну удалось ему уцелетьтри раза кряду. Бывают такие случайности!.. Вы же смотрели, он выкарабкался безмагии!

И чей-то новый голос, совсем старческий, вот-вот погаснет отсобственной немощи:

— Странно и дивно, что могучие маги говорят... да, простоговорят... без брани и угроз...

Сильный голос рыкнул: