Вытаращенные глаза Автанбора в ужасе смотрели то на страшноелезвие, с которого кровь уже перетекла на его роскошный халат, обагрила серебристуюзвезду, то на жестокое лицо человека с красными волосами.

Олег люто прохрипел:

— Меня убить не так-то просто...

Колдун вскрикнул тонким голосом:

— Погоди! Я дам тебе все, что хочешь!

— Мужчины берут сами, — ответил Олег.

Автанбор отшатнулся, спиной вжался в ствол дерева. Губыколдуна спешно задвигались, слова вылетали странные, шипящие, но рука Олеганапряглась, лезвие погрузилось в грудь колдуна на ладонь, только тогда тотзакричал тонким заячьим голосом, ухватился за острую полосу железа обеимируками, кровяня пальцы. Колени подогнулись, он начал было сползать по дереву,но Олег надавал с силой, полоса вошла в грудь, уперлась в твердое, Олег нажалсо всей силы, и колдун перестал опускаться. Рукоять торчала из груди, а лезвие,выйдя из спины, на локоть вошло в дубовую стену.

Глаза колдуна стали белыми от боли и ужаса.

— Я... я умираю... Ты не можешь оставить меня так!

Олег обернулся:

— Почему?

— Колдуны... так... не... поступают...

— А кто говорил, что я не колдун, а варвар?

Он отошел, переступая через тела, в спину догналзадыхающийся крик:

— Тогда убей... Я буду долго...

Колдун корчился, нанизанный, как рыба на вертел. Изо ртастекала тонкая алая струйка, он выплевывал, захлебывался, глаза не отрывалисьот роскошного ковра, где на самом краешке сиротливо приютилась потрепаннаясумка, очень непривычная для такой роскоши.

Олег развязал тугой шнурок, из мешочка пахнуло лекарскимитравами. Автанбор хрипел, угасал, на лезвии висел уже всем телом. Олег швырнулему мешок, колдун, к его удивлению, подхватил на лету, дряблые пальцы юркнуливовнутрь, он не дышал, стараясь не выронить последние искорки сознания, а когдаиз мешка показалась пузатая баклажка, прижал ее к губам, все еще не дыша.

Через несколько мгновений лицо порозовело. Олег, чувствуясебя мерзавцем, что как простой селянин поддался животному гневу, подошел идернул за рукоять меча. Из раны толчком выплеснулась алая струя. Колдунухватился обеими руками за грудь, глаза были незрячими от боли, губы двигались,Олег ждал, а когда Автанбор наконец отнял ладони, на груди темнела корказапекшейся крови.

— Ого, — сказал Олег громко, он не знал, как сказать, чтоуже сожалеет, ведет себя в самом деле не как колдун, — этому стоит научиться...

Он отшвырнул меч. Автанбор прошептал:

— Я признаю твою мощь!..

— Тогда, — сказал Олег, — назови того мерзавца, что черпаетводу из подземного источника мертвых.

— Я?

— Ты.

— Но... откуда... могу знать?

Олег повысил голос:

— А ты думал, я снес твою башню просто так? Показать своюсилу?

— Да...

— Я слышал ваш разговор! Когда ты назвал меня лесным дурнем,когда вы все... эх!.. Говори быстро. Я могу и без меча, ты уже видел.

Автанбор с ужасом смотрел снизу вверх в суровое лицо сзелеными глазами:

— Пощади, величайший!.. Я знаю чародея, столь же могущественного,который как-то обмолвился, что дважды общался с волшебником, черпающим изисточника мертвых...

— Где обитает этот?

— Он в горах!.. Авзацких!.. В северной части кольцо серыхгор, там вход...

— Видел, — прервал Олег. — Пролетал, зрел. А подробности мнени к чему. Я эти Авзацкие скоро буду знать лучше, чем свои карманы. А второй,который грозился вместе со скотом продать меня в неведомые южные страны... хотячто там неведомого?

Колдун прошептал раздавленно:

— Этот тоже в Авзацких... Только в долине, что окруженатремя кольцами заклятий, где стерегут огненные змии...

Олег отмахнулся, к черту подробности, отступил, вызвал вихрьи рывком, от которого едва не лопнула голова, рванулся вверх. Перед глазамибыла тьма, а когда чуть просветлело, он ощутил мокрое на губах, лапнул — наладонь щедро капала кровь из носа.

Позже, перебирая этот день, он морщился и прятал глаза отсебя самого. Колдуны в самом деле так не поступают, он тоже так не поступал,прячась за спинами Мрака и Таргитая. Кровавую бойню устраивали они, а онморщился, осуждал их грубость, сам благочестиво нашептывал заклятия и заговоры.Но когда нет Мрака и Таргитая нет, а по голове все равно бьют...

Сладоцвет трудился долго и успешно. Война все не начиналась,что дало ему возможность после третьей линии защиты заняться четвертой. Он ужеи так перекрыл все долины, пусть чужие войска достигнут третьей защитыобескровленными, откуда до второй доберутся только самые великие герои... Аесли и там кто-то уцелеет, то самые мощные ловушки ждут вблизи жилища.

Трудность в любом колдовстве в том, что чем дальше пытаешьсядотянуться, тем слабее видишь, хуже чувствуешь, а твоя мощь ослабевает срасстоянием чересчур резко. Конечно, хватило бы и одной-двух линий. Четвертая —это так, от вынужденного безделья и напряженного ожидания. Она никого неостановит, разве что напугает или поцарапает. Зато первую не пройти дажечародею.

«Впрочем, — подумал он хмуро, — как и мне не войти ни кодному из числа сильнейших. Хотя кто знает... Где-то есть неведомые земли, атам иные чародеи, иное колдовство».

Из глубины горы донесся странный треск. Он на миг замер,вслушиваясь. Горы тоже стареют, как и люди, но человеку не дано заметить ихморщины.

Треск повторился, а затем стена качнулась, по ней пробежалавертикальная трещина. На пол посыпались мелкие камешки. Сладоцвет застыл встрахе: пещера окружена десятком самых мощных заклятий, что из года в годусиливаются, старательно выбирая частички магической мощи из окружающих гор,воздуха, света. Ни один чародей...

Под ногами дрогнуло. Края трещины пошли в стороны, трескпошел непрерывный, мучительный, словно рвались каменные жилы, а гора кричала отболи. Он отступил, отступил еще. Мелькнула мысль, что это просто гора, они тожестареют, раз в тысячу... или в сто тысяч лет появляется новая морщина... каквот сейчас...

Он бегом метнулся в дальний угол. Там в пламени вечногофакела блистала толстая дверь, перегораживая доступ в другую пещеру, поменьше,с которой он когда-то начал обживаться в этой горе.

И уже когда захлопывал дверь, сзади загрохотало оглушающе.Тяжелые удары падающих глыб сотрясали даже воздух. Он чувствовал себя мышью,которую запихнули в корзину и пинают ногами.