ОНА: Давай просто останемся дома. Я возьму больничный в ноябре и полечу к ней сама.

Для мужчины это точно обернётся парой вечностей, проведённых в чистилище, но, по крайней мере, ему не придётся преодолевать тысячу километров на День благодарения.

У кодового расчёсывания есть тёмная сторона. То, что объединяет одну группу, выдворяет из неё других. В конце концов, исключительность – это одна из важнейших составляющих любого объединения. Мы, любители языка, не любим признавать это, но часть нашей страсти к «корректной» грамматике вызывается тем импульсом, который мало отличается от любви белых подростков к текстам хип-хоп-композиций: мы, грамотеи, знаем код, и это отличает нас от других. Когда язык меняется и нам трудно за ним поспевать, мы чувствуем некоторое ослабление наших социальных связей. Мы чувствуем, что нас как бы чешут против шерсти.

Каждый день все кому не лень разбивают моё грамматическое сердце. Например, путём коверканья косвенного падежа. И при этом в нашем непоследовательном, причудливом языке нет ни одной логической причины употреблять косвенный падеж именно так, а не как-то по-другому. Правильная грамматика – это элитная, а не «хорошая» грамматика. И тем не менее изучение её помогает тем, кому не гарантирована работа в офисе. Любому человеку, претендующему на должность менеджера в компании, входящей в список Fortune Global 500, знание корпоративного кода очень может сыграть на руку во время собеседования. Это знание оставляет непривилегированных людей в хвосте. С другой стороны, если афроамериканский ребёнок из города Уоттс получит качественное образование, то он окажется в более выгодном положении, чем привилегированный белый ребёнок из Гринвича – не потому, что ребёнок из Уоттса знает меньше (вполне возможно, что он знает много больше, чем белый ребёнок), и не потому, что то, что он знает, менее важно, но потому, что темнокожий ребёнок может овладеть языком, которым белый уже владеет.

В риторике убедитель говорит на языке аудитории. Это может оказаться очень непростым делом. Белый ботаник, криво изъясняющийся на местном наречии в гетто («Йоу, чувак, ну, чё, как у тебя?»), – это общее место подростковых фильмов, что-то вроде фишки из «Деревенщины из Беверли-Хиллз»: два абсолютно разных племени встречаются и коверкают код, как деревенщины в Лос-Анджелесе.

Вашим племенем может быть ваша семья, ваша половая группа, вероисповедание, социально-экономическая страта – словом, что угодно, что объединяет вас с вашими словами и взглядами. Когда Джордж Бернард Шоу выразился об Америке и Англии как о «двух странах, разделённых общим языком», он высказал хорошую риторическую мысль: один и тот же язык, наделённый определёнными вариациями там, где нужно, может разделять и исключать людей.

Одна из этих вариаций (являющаяся также эффективным средством кодового расчёсывания) – это ирония, техника, предполагающая произнесение одних слов по отношению к людям извне, а других – по отношению к своим. Уэйн Кэмпбелл, персонаж Майка Майерса в фильме «Мир Уэйна», использует иронию на одном бестолковом изобретателе, который появляется на шоу Уэйна со своим изобретением под названием «Сосущая стрижка» – специальным устройством для придания волосам формы, которое, как выражается автор, «сосёт и стрижёт». Уэйн соглашается: «Ну да, действительно сосёт».

Когда видишь иронию, используемую для кодового расчёсывания, то становится совершенно ясно, что время глубокой социальной дифференциации должно быть особенно ироничным. Чувствуя социальную напряжённость, люди используют иронию с остервенением буйных шимпанзе. Они хотят знать, кто свой, а кто нет, и ирония позволяет им сыграть двойной аккорд, использующий одновременно два диалекта. Таким образом, ирония является идеальной риторической фигурой. Ирония наряжается в платье и задирает его вверх. Являясь чем-то вроде пароля наоборот, она охотно приветствует любого члена аудитории, который «шарит».

Ирония лучше всего работает тогда, когда некоторые люди её не понимают. Несколько лет назад мы с моей дочерью пошли в кино на фильм «Адаптация», в котором есть сцена, просто переполненная иронией. Один из персонажей произносит полнейшую ахинею, которую аудитория не должна воспринимать всерьёз. Предполагается, что то, что он говорит, смешно. Но одна женщина средних лет, сидевшая позади нас, сказала: «А ведь так и есть». Мы с Дороти переглянулись, с трудом сдерживая смех. Я благодарен этой женщине. Она сблизила отца с дочерью.

Иронию также можно использовать для того, чтобы смягчать свои обращения к детям, даже к очень маленьким.

ВЫ: Ну что ты сделал со своей комнатой?

РЕБЁНОК: Это не я.

ВЫ: Нет, это просто потрясающе. Мне очень нравится твой импрессионистский стиль. Моя грязная одежда очень хорошо будет с этим сочетаться, если разбросать её по полу. Погоди, сейчас принесу…

Ну, это может сработать. Как бы то ни было, смех вызвать точно может – у вашей супруги, не у вашего ребёнка. Только не забывайте, что, когда вы используете иронию, она работает с той аудиторией, которую вы сами выберете. Если вы говорите: «Это шутка», то сама шутка теряет свою юмористическую составляющую. Однажды я провёл ночь в доме рабочей пары, родителей трёх детей. Когда Сьюзан препроводила меня до спальни, она извинилась за беспорядок. Рассудив, что она догадывается, какие низкие у меня стандарты в хозяйстве, я ответил иронично: «Ну, знаешь, Сьюзан, я считаю, что чистый дом создаёт благоприятный моральный климат для детей. В чистом доме – чистый разум».