а так же разумную осторожность. Был отмечен особым приказом 52-го Царя Земли. Последняя должность — командующий арьергардом Западной Армии, до ее разгрома во время наступления Армии Огня в год Крысы. После этого, ушел в отставку по выслуге лет и проживал в своем доме в провинции Фанг, — прочитал царь и, передав свиток подошедшему писарю, ничего не выражающим взглядом посмотрел на полковника. — А мы ведь с вами знакомы, полковник. И я вас отлично помню, — сказал он и изобразил на лице ожидание.

— Ваше величество, вы знаете обо мне? — спросил пришибленный комендант У, со страхом рассматривая молодого человека, сидящего на троне и годившегося ему в сыновья.

— Конечно, ведь 52-й Царь Земли не только подписал наградную грамоту на полковника У Сиваня, столько лет верно служащего нефритовому трону. Полковник У удостоился чести и лично получил эту грамоту из рук царя после изгнания полчищ генерала Айро от стен Ба Синг Се, — Куэй удовлетворенно заметил, как опустились плечи старого вояки. — Ведь вы начали свою службу еще при моем отце? — как бы невзначай спросил Куэй у понурого коменданта крепости.

— Да, ваше величество. Я начал службу ещё при царе Куяне и состоял в армии генерала Гу Цзе, — ответил тот, не смея поднять свой взгляд на молодого царя, которому когда-то присягал.

— Очень жаль, что вы поддались на уговоры предателя Лу Де, полковник. Ведь многие верные присяге ветераны пошли в сепаратисты именно за такими авторитетными командирами как вы, — сказал царь, с интересом рассматривая стоящих на коленях офицеров. — Ну, а что вы скажете в ваше оправдание? — с легкой ленцой поинтересовался он у полковника, словно задал этот вопрос лишь для галочки.

— Ваше величество, — вздохнул полковник У и прямо посмотрел на царя, — я виноват перед троном и страной. Но оправдываться за свой выбор я не желаю. Когда пал Ба Синг Се, все, во что мы когда-то верили, было втоптано в землю. Мы не знали, что нам делать, и тогда нам это казалось единственным выходом, — сказал старый ветеран, с вызовом смотря на царя. — Теперь, творите свой суд, ваше величество, ибо лишь своей кровью мы сможем очистить наши имена от позора клятвопреступления, — полковник У опустил голову. Установилась гнетущая тишина и лишь от поднятых знамен слышались звуки колышущейся на ветру материи. Наконец, Куэй встал со своего места и громко и четко произнес:

— Тот, кто поднял бунт против нефритового трона, будет казнен. Так звучит последняя строка моего указа, который вам зачитали перед началом нашего похода. И каждый из самопровозглашенных князей сполна ответит за свое предательство, — сказал Куэй, вздохнул и, посмотрев на стоящих на коленях пленных, произнес: — Но хочу спросить вас, бравые воины моей армии, видите ли вы предателей перед собой? Кровожадных смутьянов, что развешивали моих чиновников на столбах и говорили хулительные слова в мой и ваш адрес? Или же видите лишь обманутых и натравленных на своих собратьев людей, что долгие годы верой и правдой служили нам и нашему царству? — вопросил царь и, услышав одобрительный гул, продолжил: — Полковник У Сивань, благородный муж из провинции Фанг. Готов ли ты вновь принести присягу и занять свое место в рядах Великой Армии Земли? — обратил он свой взор на пленников, наслаждаясь ошарашенным выражением лица полковника и его людей.

— А… мои люди? — ошарашенно спросил он у царя, не веря в то, что ему, сепаратисту и повстанцу, дается шанс искупить свою вину.

— Все, кто сдался, будут жить. Те, кто не сдался, уже мертвы, — объявил царь, рассматривая полковника. Причем сказано было это так, что бывший комендант понял: царь не испытывает ни капли сожаления по поводу убитых. А значит, им повезло еще больше.

— Это честь и величайшая награда для меня и моих людей, ваше величество, — сказал он, вновь опустив голову. Когда их освободили от цепей, они, встав на колени и трижды поклонившись, касаясь головою земли, стали произносить слова клятвы.

«В двадцать первый год эпохи царствования благословенного царя Куэя, я, У Сивань из провинции Фанг, перед богами, духами и людьми, клянусь в верности и преданности моему царю и потомкам его. В дар отдаю ему жизнь мою. В дар отдаю ему честь мою. В дар отдаю ему душу мою. И да восторжествует воля царя моего!» — громко и четко проговорил полковник и, встав со своего места, закричал:

— Ван суэй! * — после чего все собравшиеся слитно стали скандировать традиционное приветствие Царей Земли.

center***/center

«... и царь Куэй великодушно простил полковника У и всех остальных ветеранов, дабы явить пример всем остальным бунтовщикам», — закончил чтение отчета Зуко и посмотрел на Чан Мина.

— Плохой прецедент, — задумчиво пробормотал тот, смотря через окно в сторону столичного порта, — слишком легко была взята эта крепость. Да и милосердие Куэя очень не кстати, — потер он подбородок.

— Дело не только в этом, брат, — сказал Зуко, перечитывая про себя некоторые абзацы из отчёта старшего куратора Да Лю. — Куэй не просто проявил великодушие. Он смог убедить в своей правоте своих людей. Ты сам знаешь, как у нас относятся к клятвопреступникам, — Зуко отложил бумагу на стол и взял другую.

— Действительно. Как-то я не учел в планах то, что Куэй активно включится в замирение восставших. И силу свою показал, и милосердие проявил, и вообще… показал себя умелым и мудрым правителем, — Чан уселся в кресло перед рабочим столом брата.

— А еще интересно, чем это он смог так напугать Дай Ли, что те согласились на такое унижение? — не обращаясь к Чан Мину, как бы в никуда, спросил Зуко, продолжая вчитываться в строки другого отчета.

— Ну, навскидку могу предположить, что он пригрозил им раскрытием какой-то очень важной информации, — не очень уверенно проговорил Чан Мин.

— Во всяком случае, вряд ли мы узнаем это в ближайшее время, — сказал Зуко. — Чан, мне не нравится, что Куэй столь рьяно начал подавление восстания. Надо как-то все скорректировать, иначе все наши старания пойдут прахом.

— Не