Майк заметил, что обычным солдатам не позволялось смешиваться с бойцами из штрафных бригад. Никаких братаний - так это называлось в армии. Именно за этим к их рукавам были пришиты буквы "Р". Они были солдатами, и в то же время, не были ими.

Время тянулось. Большие погоны, видимо, до сих пор не придумали наилучший способ распорядиться ими. Некоторые бойцы варили гадкую брагу из фруктов, сахара и всего прочего, что могло забродить. Паренек из Южной Каролины, который клялся, что был самогонщиком, соорудил перегонный аппарат. То, что из него выходило, оказалось ещё более мерзким, чем недистиллированный продукт. Майк пробовал и то и другое, поэтому ему было с чем сравнивать.

Капитан Магнуссон отловил Майка, когда он всё ещё страдал от последствий.

- Кое-что по поводу нынешнего года, - сообщил ротный. Он тоже отведал этой бормотухи; тому свидетельствовала вонь из его рта.

- Что именно, сэр?

Майк заметил, что жара и влажность не способствовали борьбе с похмельем. Ему хотелось, чтобы Магнуссон ушёл.

Однако капитан решил, что Майк - именно тот, с кем можно поговорить.

- Мы отправимся в бой до того, как он закончится, вот, что, - сказал он. - И узнаем, скольким из нас удастся поприветствовать 1944, не говоря уж о 1945.

- Вы прекрасно знаете, как подбодрить, не так ли, сэр?

Магнуссон продолжил говорить так, словно Майк ничего не говорил.

- И, знаешь, что? Я до сих пор этого жду.

Вопреки своей воле, Майк кивнул.

Он тоже ждал.

***

Чарли взглянул на отель в Басре. Запахи, что тянулись из окон, говорили ему, что он больше не в Америке, даже если бы он не видел ни одного иракского города. Ни один город в Соединённых Штатах так не пах с начала века, а, может, и дольше. Ни местные, ни британцы, захватившие Ирак после Первой Мировой войны (и до сих пор удерживавшие его, несмотря на пронацистское восстание*) не потрудились построить смывные туалеты и проложить сливную канализацию. Каналы около рек лишь добавляли больше вони.

Рядом с отелем "Шатт-аль-Араб" находилась "маленькая Англия", по крайней мере, на первый взгляд. Богатые люди, лимонники со своей кодлой, жили в домах, окружённых садами роз. Дальше большинство домов были построены из сырцового кирпича и имели плоские крыши. Подобные дома Чарли мог видеть в Альбукерке или в Санта-Фе; за время работы в "АП" он немало поколесил по стране. Однако нигде в США не было куполов мечетей с минаретами, пронзавшими небо. Один лишь их вид напоминал ему "Тысячу и одну ночь", или Дугласа Фэрбенкса*, играющего в немом кино.

Басра не была тихой. Мечети даже близко не были тихими. Громкоговорители усиливали завывающие призывы муэдзинов на молитву. Когда Чарли впервые их услышал, он понял, что уже больше не в Канзасе*.

Отель, как и окружавший его район, представлял собой частицу Англии, выброшенную посреди Ближнего Востока. Подъёмник, или, как его здесь называли, лифт, скрипел. Пиво было тёплым. В столовой подавали ростбиф и даже йоркширский пудинг, на дворе хоть и стоял октябрь, но в Басре было жарче, чем в Лондоне когда-либо бывало.

Чарли не знал, сколько Томми* охраняло отель от несчастий, которые могли принести аборигены или далёкие теперь немцы. Он знал, что число их было немаленьким. И охрана была необходима. Чарли не проделал бы и четверти пути вокруг света, если бы сюда не приехал Джо Стил. У президента имелась собственная охрана под руководством Дж. Эдгара Гувера, который также приехал.

Джо Стил прибыл сюда не как турист. Он приехал не кататься на почти-что-гондолах, что курсировали по местным каналам. Он приехал на встречу с Уинстоном Черчиллем и Львом Троцким. Им требовалось распланировать, как пройдёт окончание войны, и обсудить, каким будет мир, когда им не надо будет сдерживать безумных нацистов и фанатичных самураев.

Черчилль приветствовал Джо Стила, едва тот вместе со своими помощниками прилетел из Каира. Троцкого ждали в аэропорту с минуты на минуту. Он заявил, что встречать его не нужно. Он встретится с главами западных демократий, когда прибудет в отель.

Сколько человек по всему миру пожелало бы оказаться рядом, чтобы стать свидетелями первой конфронтации между Троцким и Джо Стилом? Миллионы. Миллионы и миллионы, это уж точно. "Мне повезло оказаться в числе таких", - думал Чарли. Как бывший репортёр, он дрожал в нетерпении.

В дверь постучали. Он открыл. В буйно застеленном коврами коридоре стоял Дж. Эдгар Гувер.

- Мне только что сообщили, что Троцкий успешно добрался. Президент и премьер-министр поприветствуют его в Большом актовом зале на первом этаже. - Он скорчил гримасу. - Там, что лимонники зовут первым этажом. Для нас это - второй этаж.

- Понял. Спасибо, - сказал Чарли.

Первый этаж у американцев англичане называли цокольным этажом. "Две страны, разделённые одним языком". Чарли не помнил, кто это сказал. Кто бы это ни был, он знал, о чём говорил.

Он спустился в Большой актовый зал по лестнице. Лифту он не доверял. Он не доверял бы ему, даже если бы он назывался "подъёмник". Актовый зал представлял собой натуральный ужас. Он являлся дурной английской имитацией арабского декора, который сам по себе, был дурным. Низкие диваны, подножки, шёлковая парча, золотистая парча... Смешай всё вместе, выйдет кричащая безвкусица. Британская хрустальная люстра с лампочками вместо свечей добавляла сюрреализма к этой пошлости.

Черчилль вместе со свитой сидел по правую сторону зала, если смотреть от входа. Джо Стил со своими расположился по левую. Чарли направился туда. По центру должен был сесть Троцкий со своими помощниками. Сейчас там стояло всего несколько невозмутимых "красных" охранников. Они рассматривали декадентских капиталистов-империалистов, сидевших по обе стороны, как-то странно, с тем, что Чарли потом быстро узнал, как типично русской смесью недоверия и презрения.

Когда Чарли подошёл, Лазар Каган кивнул ему. Как и генерал Маршалл. Скрябин его проигнорировал. Микоян и Джо Стил перешёптывались друг с другом. Президент усмехнулся каким-то словам Микояна.

Подошёл Дж. Эдгар Гувер. За годы, прошедшие с тех пор, как Чарли видел его, когда он расправлялся с "четвёркой верховных судей", он ещё более отяжелел и обрюзг. Он занял место среди остальных американцев.

- С минуты на минуту, - произнёс он.

Британский военный оркестр за пределами отеля заиграл "Интернационал". Это был один из самых безумных моментов в жизни Чарли. Также это означало, что глава коммунистов здесь.

Когда лифт приходил в движение, это было