Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С этим Эрдбехютер была согласна. Воевать с гайстескранкеном – нет, богом – на его территории, в центре его могущества было безумием. Король Готлоса слыл могущественным гефаргайстом. Возможно, он полагает себя достаточно сильным, чтобы заставить народ Зельбстхаса почитать его, а не их бога?
– Дерьмо, – выругалась она.
– Что?
– Морген собирался повести войска на юг, как только они будут готовы.
– Ну и что?
– План состоял в том, чтобы перебраться в Готлос по мосту, ну у той их захудалой заставы.
– Ну и что?
– Эта застава расположена далеко к югу отсюда. Шмуцих вместе со своей армией решил проскользнуть мимо Моргена. Он нападет на Зельбстхас, пока Морген вторгается в Готлос.
– Это безумие. Даже если так, он все равно не сможет победить.
– Морген не собирается уничтожать Готлос. А Шмуцих сотрет Зельбстхас с лица земли.
– Дерьмо, – Унгейст подковылял к ней, встал рядом. – Это вся готлосская армия там, внизу?
Он не выглядел испуганным. В лучшем случае взволнованным, как будто близость тысяч вражеских солдат будоражила его.
Скалы и камни продолжали катиться мимо Эрдбехютер, двигаясь на стоящую лагерем армию. Послание Духа Земли было однозначным.
Драхе сделала еще один размашистый круг над лагерем, дохнула смертью и безумием на солдат под ней. В отблесках мерцающего света Эрдбехютер увидела, как валуны давят мужчин, женщин и лошадей. Сама земля ожила, чтобы поразить своего врага.
Эрдбехютер заметила, что армия Готлоса встала лагерем рядом с брошенной деревней – десятка или меньше развалюх разных степеней запущенности. Почему-то никто даже не попытался разместиться в них, хотя у пары домишек еще даже были крыши. В целом складывалось ощущение, что армия Готлоса старалась обтечь это место по широкой дуге, хотя отсюда она не могла заметить никаких причин, по которым этого места следовало бы избегать.
«Это место… с какой-то историей, вот что», – решила она.
И снова ей пришли на ум слова Краха, Отражения Кёнига: «Ты должна оставить за собой выжженное пепелище».
Выжженное пепелище. Сам Дух Земли ополчился на врагов Зельбстхаса. Колени Эрдбехютер подогнулись, и она упала в грязь, изнемогая от стыда.
«Цели Моргена и Духа Земли едины. Я ошибалась, когда сомневалась в этом».
Она знала, что нужно делать.
Дух Земли выкрикивал приказы в мозгу Эрдбехютер. Раздави людей. Убей их всех. Обрати этот жалкий лагерь в ничто. И под всем этим, как расплавленный камень, в ее мыслях пульсировал приказ Краха.
Выжженное пепелище.
– Я иду туда, – сказала она и двинулась к лагерю.
Унгейст заколебался. Она добавила:
– Здесь семь тысяч мужчин и женщин, у каждого из них есть свои внутренние демоны.
Она услышала, как Экзорцист Геборене рыкнул и последовал за ней.
– Я должен освободить их, – бормотал он. – Я должен освободить их всех.
Глава тридцать третья
Каждый из нас проживает свою собственную историю. Мы сами являемся авторами своей истории, но многие боятся это признать. Вы живете той жизнью, которую выбрали для себя. Вы проживаете результат каждого из ваших выборов. Если вы позволяете другим принимать решения за вас, вы позволяете им написать вашу историю. Будут ли они блюсти ваши интересы, сочиняя историю для вас?
Если вы несчастны, то кто в этом виноват? Не нравится такая жизнь, идите и напишите себе лучшую.
Фассбар Айнфах, философ
Серый мир. Серое небо, затянутое серыми тучами. Серая грязь, из которой тут и там торчат уродливые серые камни. Серые растения, корявые и искривленные, цепляются за серую жизнь.
«Я умер».
Бедект вспомнил битву при Зиннлосе, в ней он потерял пальцы и обручальное кольцо, которое носил в течение многих лет как напоминание. Теперь он даже не был уверен, о чем оно должно было напоминать. О лучших временах? О глупых ошибках? Он вспомнил, как бежал с той войны, бросив на смерть людей, которые называли его другом. Боги, какая это была глупая война.
«Все войны были глупыми».
В Найдрихе он сбежал точно так же, бросив Штелен и Вихтиха на растерзание убийцам-териантропам. И они убили мечника, повалили его на землю и задушили насмерть.
Позже Штелен разыскала пьяного вдрызг Бедекта в самой дерьмовой таверне Найдриха – городе дерьмовых таверн. Она спасла его от него самого, выдернула из страданий, сделала вид, что его предательство ничего не значит. Затем вытащила его в переулок и трахнула в грязи. Она была такой живой, так яростно упивалась радостью. Она даже голову после этого помыла. Он был слишком труслив, чтобы задумываться, что же это может означать.
«А потом ты убил ее и бросил в Послесмертии. Выпотрошенный любитель свиней».
Бедект покачивался в седле. Говна Кусок опасно кренился на ходу, каждое движение животного угрожало сбросить его на землю. Он отчаянно цеплялся за луку седла, страстно желая оставаться на лошади, а не под ней.
«Я умер».
– Умер так умер, – сказала ехавшая рядом с ним Штелен. Глаза ее серого мерина были полны тоски. – Чего орать-то?
Ее глаза были похожи на следы мочи на снегу, желтые и сердитые.
– Прости, – сказал он, сам не зная, за что извиняется. Может быть, за все.
Она плюнула в него, он шарахнулся от плевка и чуть не выпал из седла.
– Я вижу, ты нашел себе пышную задницу, чтобы увязаться за ней, – сказала она, оскалив желтые зубы. – Ты бросил меня ради вот этой вот, – она кивнула на Цюкунфт. – И до сих пор даже не трахнул ее. Ничтожество.
– Все не так, – сказал он.
– А как же?
– Ты жива. Идешь за мной по пятам, чтобы прикончить, – он ухмыльнулся, покачиваясь в седле. – Все это часть плана, – солгал он.
– Твои планы – дерьмо, старик, – сказала она. – Ты же знаешь, что я убью ее, верно? Чтобы наказать тебя. Конечно, это будет твоя вина. – Она отвернулась и с ненавистью уставилась лошади в затылок. – Потом я убью Вихтиха. Смерть этого идиота тоже будет твоей виной, – Штелен глянула на него. – Отличный план.
– Я знаю, – сказал он. – А потом ты убьешь меня.
– Нет, – смягчилась Штелен. – Я люблю тебя.
Бедект расхохотался так, что едва не свалился с седла. Он растерянно огляделся по сторонам, не понимая, где находится. Лошади остановились и стояли, нервно фыркая. Цюкунфт стояла рядом с лошадью, поглаживая ее по носу. Он понял, что она шепчет его имя – притом, видимо, уже некоторое время. Штелен нигде не было видно.
Дорогу им преграждали двое всадников, два грязных зверя с бешеными глазами и обнаженными мечами.
– Я