В своем ответе, написанном на 33 листах, Тито пропустил обоснованные обвинения и остановился на необоснованных. Советский Союз плохо информирован и видит ситуацию в Югославии в неверном свете. Он подчеркнул свое «страшное удивление» по поводу содержания и тона письма Сталина, причем не забыл выдвинуть несколько жалоб на советский счет (например, что советская секретная служба вербовала югославских граждан). Но главным образом он призывал к взаимопониманию, ведь для Советского Союза тоже выгодно, чтобы Югославия оставалась как можно более сильной, так как она противостоит капиталистическому миру. Он соглашался только на одну уступку: Велебита снимут с поста помощника министра иностранных дел и проведут расследование его деятельности[1091]. Помимо попытки объяснить и оправдать югославские обстоятельства, в письме Тито встречаются утверждения, выходящие за рамки полемики в том стиле, в каком ее вел Сталин, и затрагивающие самую суть конфликта. Тито полностью осознавал, что вопрос о специалистах и все другие обвинения идеологического плана являются лишь предпосылкой, чтобы ослабить КПЮ и подчинить ее Кремлю. Истинная проблема, о которой Сталин из предосторожности не сказал, коренилась в совершенно новых исторических условиях, сформировавшихся после Второй мировой войны, когда бок о бок с первым социалистическим государством появились и многие другие, также опиравшиеся на теорию Маркса. В связи с этим встал животрепещущий вопрос об их взаимоотношениях и понимании национального суверенитета. Сталин считал, что проблема суверенитета имеет формальный характер, он утверждал – больше делами, чем словами, – что политическая направленность каждой народной демократии уже по самой логике вещей должна совпадать с политической направленностью Советского Союза. Тито, ни в коей мере не отрицавший огромного значения советского опыта, противопоставил этому тезису другой, а именно: не следует жертвовать местными условиями и традициями, их нужно уважать. Ведь лишь тогда, когда социализм будет расти на почве каждого отдельного государства, он примется и принесет плоды. Емко и четко он высказал эту концепцию уже в начале своего ответа: «Даже если кто очень любит страну социализма, Советский Союз, он не может меньше любить свою родину, которая точно так же строит социализм»[1092].

В заключительной части письма он подробнее развил свою мысль и подчеркнул, что необходимо учитывать опыт каждой новой «народной демократии» (т. е. тех государств, у власти в которых коммунисты) как развитие и обогащение достижений Октябрьской революции, как привнесение в ее практику новой и революционной струи, находящейся в полном соответствии с марксизмом-ленинизмом. Основываясь на таком динамичном вИдєнии социалистического движения, он точно определил задачу и роль Советского Союза: пусть он своим авторитетом поддерживает идеологически близкие государства, но не вмешивается в их внутреннюю жизнь. Только так революционный процесс будет развиваться и утверждаться в мире[1093].

Для Тито эти идеи не были совершенно новыми: он сформулировал их уже в 1945 г. и высказал на учредительном съезде КП Сербии. Тогда он пришел к выводу, что этапы буржуазной и социалистической революций в Югославии четко не разграничены, и поэтому государство будет развиваться в социалистическом направлении иначе, чем Советский Союз. Он сообщил, что говорил об этом лично со Сталиным и получил гарантию, что такая тенденция не противоречит ленинскому учению. Однако в 1948 г. тезис о различных путях к социализму казался настолько опасным, что четыре самых верных соратника Тито (Кардель, Ранкович, Кидрич и Джилас), которым он его озвучил, не восприняли его. Прибыв на виллу «Вайс», они прочли письмо Сталина и ответ Тито. Им показалось, что в заключительной части он слишком дерзок и его не стоит посылать Сталину, потому что такой ответ разозлил бы его еще больше. Первым привел эти возражения Джилас, остальные трое согласились с ним. Тито с тяжелым сердцем принял их замечания, поскольку очень хорошо понимал, что нельзя заходить слишком далеко, если он не хочет оказаться в изоляции от товарищей. Хотя Сталин избегал личных нападок на него (он и позже не делал этого), было очевидно, что его положение стало чрезвычайно опасным и шатким. Когда Джилас предложил, чтобы он сам и другие «сомнительные марксисты» подали в отставку, Тито отклонил это предложение без колебаний и даже высказал недовольство: «О нет! Я знаю, чего они хотят: сломить наш центральный комитет. Сначала вас, потом меня!»[1094]

На встрече в Загребе было решено представить ответ Тито на рассмотрение Пленума ЦК, который не созывался с октября 1940 г. К принятию этого решения их подтолкнули обвинения Сталина по поводу отсутствия демократии внутри КПЮ. По той же причине Тито предложил вынести на повестку дня также вопрос о созыве V Съезда партии, поскольку предыдущий состоялся двадцатью годами ранее. К принятию этих мер побуждала и необходимость мобилизовать югославских коммунистов и доказать тем, кто видел в Сталине блюстителя истины, что руководство КПЮ всегда готово принять его критику, если она справедлива. Тито не верил, что действительно успокоит его этим, но его убеждение мало кто разделял. Среди его ближайших соратников, возможно, только Кардель был способен стряхнуть с себя идеологические оковы и увидеть положение дел в его грубой реальности. Хотя он всё еще воспринимал Сталина как вождя мирового революционного социализма и переживал личную драму, переходя на негативную позицию по отношению к нему, иллюзий он не питал. В поезде по пути из Загреба в Белград он говорил товарищам, что отношения между Югославией и Советским Союзом окончательно зашли в тупик: «Я хорошо знаю русских. Знаю их логику. Они даже объявят нас фашистами, чтобы морально и политически обосновать перед миром борьбу против нас. Если бы они могли, то ликвидировали бы нас, применив силу»[1095].

Тайное заседание Политбюро Тито созвал 12 апреля 1948 г. в 10 часов утра в библиотеке Старого дворца в Дединье. Поскольку до тех пор в этом здании не проводилось партийных встреч, вероятность того, что в нем размещены советские аппараты для прослушивания, была небольшой. Меньшей была и опасность воздушной или наземной атаки[1096]. Тито принял участие в заседании, понимая, что оно имеет «судьбоносное значение». «Жизнь, – пояснил он, – научила меня, что в такие критические моменты опаснее всего остаться без мнения, проявить колебания. Всегда в таких ситуациях следует действовать смело и решительно»[1097]. После вступительного слова, в котором он обозначил главные пункты недавних разногласий со Сталиным, он зачитал письмо Сталина от 27 марта и текст своего ответа. Он обратил внимание ошеломленных слушателей, которые не были осведомлены о закулисных спорах с Москвой, на существенный момент: идеологические обвинения, сформулированные Сталиным, являются просто ширмой, за которой скрывается суть конфликта – а именно, будут равноправными отношения между социалистическими государствами, или нет. Также он потребовал, чтобы присутствующие высказали свое мнение по поводу «страшной клеветы» из Москвы, являвшейся результатом «неправильного информирования». Поскольку он хотел заставить каждого нести личную ответственность за свою позицию, то сказал, что передаст стенограмму заседания ЦК КПСС, если от него этого потребуют. То есть участники заседания должны были сделать выбор между Тито и Сталиным, причем без какой-либо возможности отделаться двусмысленными фразами[1098].