втихомолку удирал в соседний городок. А поскольку сразу же после отъезда Бенджамина в Лондон отец оплатил все его долги, о которых только сумел узнать, значит, блудного сына держал дома отнюдь не страх перед кредиторами. А как-то поутру он даже отправился с отцом в поле, и это веселило сердце старика, ибо он верил, что в сыне его наконец пробудился интерес к ферме. Бенджамин же терпеливо слушал рассуждения отца про низкорослых галловеев и огромных шотгорнов, маячивших за соседской изгородью, не проявляя к ним ни малейшего интереса.

— Молочники все ужасные неряхи и воры: молоко, что и без того жиже воды, разбавляют. Зато погляди-ка, масло какое делает наша Бесси — вот мастерица! Да и скотина у нас лучше, чем у многих. А уж молоко! Просто удовольствие даже глядеть. Ну что за радость пить водянистую дрянь, какую дают шотгоны? Сдается мне, это помесь коровы с водопроводным насосом. Нет, наша Бесси славная девочка, экономная и проворная, не чета иным! Я иногда подумываю: может, когда вы поженитесь, тебе стоит забросить все эти законы и заняться торговлей?

Простодушный старик надеялся этим хитроумным способом выяснить, есть ли у него хоть малейшая надежда на осуществление давнишней и самой заветной своей мечты — что Бенджамин оставит судебное поприще, вернется к простой жизни и пойдет по стопам родителей. Казалось, что теперь-то уже все сбудется, поскольку сын не добился успехов в профессии — сам Бенджамин объяснял свой провал отсутствием полезных знакомств, — тогда как дома его ждали чудесные коровы, ферма и умница невеста, а Натан мог твердо пообещать, что никогда, даже в самые трудные минуты не попрекнет сына той сотней, что досталась таким тяжелым трудом и была потрачена на его образование. Старик в тревоге ожидал ответа Бенджамина. Тот явно хотел что-то сказать, но пребывал в замешательстве и, прежде чем заговорить, долго откашливался и шмыгал носом.

— Ну, видишь ли, отец, закон — это ненадежный источник дохода. У молодого дарования вроде меня просто нет никакого шанса на успех, покуда оно не станет известным: я имею в виду судейским, а через них — и клиентам. А у вас с матушкой, ведь отродясь не водилось никаких полезных знакомств. Однако мне посчастливилось встретить одного нужного человека, можно даже сказать, подружиться с ним, который знает всех, кто может способствовать карьере, от лорда-канцлера до последнего клерка. Вот он и предложил мне долю в его деле — одним словом, партнерство…

Бенджамин замялся, зато откликнулся простодушный Натан:

— Вот уж, видать, добрый и сердечный джентльмен. Хотелось бы мне самому пожать ему руку. Мало кто подберет зеленого юнца прям-таки из грязи и скажет: «Вот вам половина моего состояния, сэр, пользуйтесь на здоровьичко». Большинство, наоборот, как сами-то отхватят кусок пожирнее, так вовсе ни с кем не делятся. Кто же этот добрый человек?

— Боюсь, отец, вы не совсем меня поняли. Конечно, по большей части ваши слова — чистая правда: люди и впрямь редко готовы делиться…

— Тем больше чести тому, кто готов, — вставил Натан.

— Да, но, видите ли, даже такой отличный парень, как мой друг Кавендиш, не отдаст половину своей практики ни за что ни про что: он надеется получить… возмещение.

— Возмещение, — повторил Натан внезапно севшим голосом. — И какое же? Я хоть и не учился по книжкам, а знал, что за всеми этими благородными словесами что-то да кроется.

— Ну, за все разом, то есть за то, чтобы принять меня партнером и потом оставить мне все дело, он запросил триста фунтов.

Бенджамин украдкой покосился на отца, чтобы выяснить, как тот воспримет это сообщение. С размаху воткнув трость в землю, Натан оперся на нее и смерил сына взглядом.

— Знаешь что, можешь передать своему достойному другу: пусть пойдет и повесится! Три сотни фунтов! Разрази меня гром, ежели я знаю, откуда их взять, даже если бы поверил в эти сказки и согласился!

Он задохнулся от негодования. Сын же выслушал его в угрюмом молчании, поскольку ожидал чего-то подобного, и начал:.

— Думаю, сэр…

— «Сэр?» — аж взвился старик. — Какого черта ты называешь меня «сэр»? Это все твои светские замашки? Я просто Натан Хантройд и никогда не был джентльменом, зато честь по чести заплатил за все, что имею в этой жизни. Да-да, и продолжаю платить, хотя каково это мне, когда родное детище требует у меня триста фунтов, словно я корова какая-то, которую могут доить все, кому не лень.

— Что ж, отец, — произнес Бенджамин в притворном порыве чувств, — тогда единственное, что мне остается и о чем я давненько подумываю, — это эмигрировать.

— Что? — резко обернулся к сыну Натан.

— Эмигрировать. Уеду себе в Америку, или в Индию, или еще в какую-нибудь колонию, куда молодым энергичным парням всегда дорога открыта.

Бенджамин приберегал эту фразу в качестве козырного туза, не сомневаясь, что уж она-то поможет ему добиться цели, но, к его изумлению, отец рывком выдернул трость из глубокой выбоины, куда сам же и загнал ее в припадке гнева, и, сделав несколько шагов вперед, опять остановился в задумчивости. Воцарилась гнетущая тишина, наконец старик медленно проговорил:

— Пожалуй, ты прав: это действительно лучшее, что ты можешь сделать.

Бенджамин стиснул зубы, чтобы сдержать проклятие. Хорошо, что старый Натан не оглянулся в тот миг и не увидел взгляда, которым наградил его сын.

— Да вот только нам с Хестер будет тяжеловато это вынести. Каков бы ни был, ты все же наша плоть и кровь, наше единственное дитя, а если не таков, каким тебе следовало бы быть, то, возможно, повинна в том наша гордыня. Если он уедет в Америку, это убьет мою старушку, да и Бесс тоже, ведь девочка только о нем и думает.

Речь, первоначально предназначенная сыну, постепенно перетекла в беседу с самим собой, но тем не менее Бенджамин так навострил уши, словно все это ему и говорилось. Натан умолк и, чуть поразмыслив, опять обратился к сыну.

— Этот твой парень — язык не поворачивается назвать его твоим другом: тоже мне выдумал, столько с тебя запросить, — что он один готов помочь тебе начать свое дело? Возможно, кто-нибудь возьмет поменьше?

— Да нет, куда там! — покачал головой Бенджамин, решив, что отец, похоже, немного смягчился.

— Что ж, тогда передай ему, что ни он, ни ты не получите от меня ничего. Не отрицаю, я и впрямь отложил кое-что на черный день, но куда как меньше трехсот фунтов, тем более что часть этих денег пойдет для Бесси, ведь она нам заместо дочери.