– Это действительно ты, – сказал он глубоким хриплымшепотом.

– Черт побери, ты прав, это я. Ты понимаешь, что чуть быломеня не убил? Сколько еще раз ты собираешься проделать со мной этот фокус, покане остановятся все часы на земле? Будь ты проклят, мне нужна твоя помощь. А тыопять пытаешься меня убить! Может быть, теперь ты закроешь свои чертовы окна,если на них еще остались хоть какие-то ставни, и разведешь огонь в этомпаршивом очаге?

Я снова плюхнулся в свое красное бархатное кресло, все ещетяжело дыша, и тут меня отвлек какой-то странный хлюпающий звук. Я поднялглаза. Луи не шевелился. Он смотрел на меня так, словно я был неведомымчудищем. Но Моджо терпеливо и упорно поглощал всю рвоту, которую я изверг напол.

Я издал короткий восхищенный смешок, который угрожалперерасти в настоящий истерический припадок.

– Прошу тебя, Луи, огонь. Разведи огонь, – сказаля. – Это смертное тело замерзает. Шевелись!

– Боже мой! – прошептал он. – Что ты еще наделал?

Мои наручные часы показывали два часа. Дождь за сломаннымиставнями, закрывавшими как двери, так и окна, ослаб, я свернулся в красномбархатном кресле, радуясь пламени в кирпичном камине, но опять дрожал и страдалот знакомых приступов изнуряющего кашля. Но, естественно, вот-вот наступитмомент, когда о подобных вещах беспокоиться будет нечего.

Я выложил Луи всю историю.

В припадке смертной искренности я описал все свои ужасные,загнавшие меня в тупик ощущения, начиная с разговоров с Рагланом Джеймсом икончая самым последним печальным прощанием с Гретхен. Я даже рассказал ему своисны, сны о нас с Клодией в той самой больнице, о нашем разговоре в воображаемойгостиной в номере отеля восемнадцатого века, о грустном, ужасном одиночествемоей любви к Гретхен, потому что я знал, что в сердце своем она считает менясумасшедшим и любит меня только по этой причине. Она рассматривала меня каксвоего рода блаженного идиота, не более того.

Все завершилось, все уже кончено. Я понятия не имею, гдеискать Похитителя Тел. Но я должен его найти. А поиски эти начнутся толькотогда, когда я снова стану вампиром, когда это высокое сильное тело накачаетсясверхъестественной кровью.

Как бы слаб я ни был, если во мне будет течь кровь одноголишь Луи, я все равно стану в двадцать раз сильнее и смогу позвать на помощьостальных – ведь никто не знает, что за молодой вампир из меня выйдет. Кактолько это тело изменится, у меня, естественно, появится телепатический голос.Я смогу умолять о помощи Мариуса, или вызвать Армана, или даже Габриэль – да,мою возлюбленную Габриэль, так как она больше не будет моей дочерью и сможетменя услышать, что при нормальном порядке вещей – если такое слово уместно –невозможно.

Он сел за письменный стол, не вспоминая, разумеется, осквозняках и о дожде, плещущемся за ставнями, и, не перебивая, слушал меня, свыражением боли и удивления наблюдая, как я в возбуждении вскакиваю на ноги ибегаю по комнате, продолжая свой рассказ.

– Не суди меня за мою глупость, – взмолился я. Я ещераз напомнил ему о моей пытке в пустыне Гоби, о странных разговорах с Дэвидом,о видении Дэвида в парижском кафе. – Я пошел на это, находясь в состоянииотчаяния. Ты же понимаешь, почему я так поступил. Тебе не нужно объяснять. Нотеперь необходимо все исправить.

Теперь мой кашель почти не прекращался, и я лихорадочносморкался в жалкие бумажные платочки.

– Ты себе не представляешь, до чего омерзительно находитьсяв этом теле, – сказал я. – Теперь, прошу тебя, приступай, дапобыстрее, и постарайся как следует. В последний раз ты это делал сто летназад. И, слава Богу, твоя сила не исчезла. Я уже готов. Приготовлений нетребуется. Когда я получу свою оболочку, я загоню его в это тело и сожгу дотла.

Он ничего не ответил.

Я встал и еще раз прошелся по комнате – на сей раз, чтобысогреться и еще потому, что меня охватывало ужасное предчувствие. В концеконцов, я же сейчас умру, чтобы возродиться снова, как было двести лет назад.Да, но больно не будет. Нет, никакой боли… только определенные неудобства,которые не сравнятся с моей теперешней болью в груди, с ознобом во всем теле.

– Луи, ради Бога, поскорее, – умолял я. Я остановился ипосмотрел на него. – В чем дело? Что с тобой?

Очень тихим и неуверенным голосом он ответил:

– Я не могу.

– Что?

Я уставился на него, пытаясь разгадать, что он имеет в виду,какие у него могут зародиться сомнения, от какого препятствия нам придетсяизбавиться. И я осознал, что за жуткая перемена наползла на его узкое лицо: всяего гладкость исчезла, оно выражало неподдельную печаль. Я снова осознал, чтовижу его глазами смертного. Его зеленые глаза подернулись красной пеленой. Всеего тело, на вид такое твердое и сильное, затряслось.

– Я не могу, Лестат, – повторил он, вкладывая в этислова всю душу. – Я не могу тебе помочь!

– Во имя Бога, что ты несешь? – спросил я. – Ятебя создал. Сегодня ночью ты жив только благодаря мне! Ты меня любишь, ты самэто говорил, именно такими словами. Конечно, ты мне поможешь.

Я помчался к нему, хлопнул руками по столу и заглянул ему влицо.

– Луи, отвечай! Что значит – не можешь?

– О, я не виню тебя за то, что ты сделал. Не виню. Но как тыне понимаешь, что произошло? Лестат, у тебя получилось! Ты переродился, сталсмертным человеком.

– Луи, сейчас не время впадать в сантименты по поводу этогопревращения. Не бросай мне мои же собственные слова! Я ошибался.

– Нет. Ты не ошибался.

– Что ты пытаешься мне сказать? Луи, мы зря теряем время.Мне нужно идти искать это чудовище! Он забрал мое тело.

– Лестат, с ним разберутся остальные. Может быть, ужеразобрались.

– Уже разобрались! В каком смысле – уже разобрались?

– Ты думаешь, они не знают, что произошло? – Он былглубоко потрясен и в то же время сердит. По мере того как он говорил, в еголице то проступали, то исчезали человеческие черты. – Как могло произойтиподобное событие, чтобы они не узнали? – спросил он, словно моля меня опонимании. – Ты говоришь об этом Раглане Джеймсе как о каком-то колдуне.Но ни один колдун не сможет полностью скрыться от могущественных созданий,подобных Маарет и ее сестре, подобных Хайману, Мариусу или даже Арману. И чтоза неловкий колдун – он убивает твоего смертного агента таким кровавым, жестокимспособом. – Он покачал головой и неожиданно прижал руки к губам. –Лестат, они все знают! Не могут не знать. Вполне возможно, что тело твое ужеуничтожено.