– Да нет же, я верю тебе! Каждому твоему слову. Буквальныйсмысл ничего не значит. Ты ищешь того, что искали святые, отрекаясь отнормальной жизни, попадая на службу к Христу. Не имеет значения, что ты неверишь в Христа. Это не важно. Важно то, что в существовании, которое ты влачилдо сих пор, ты чувствовал себя несчастным, несчастным до безумия, а мой путьпредлагает тебе альтернативу.

– Ты говоришь все это обо мне? – спросил я.

– Ну конечно. Смотри, что произошло. Ты спустился на землю вэтом теле, ты попал в мои руки, ты подарил мне необходимые минуты любви. Но чтодала тебе я? Что я для тебя значу?

Она подняла руку, призывая меня к спокойствию.

– Нет, не надо больше говорить о всемирном масштабе. Неспрашивай, существует ли Бог в буквальном смысле. Подумай о моих словах. Яговорила о себе, но к тебе это тоже относится. Сколько жизней ты отнял в своемпотустороннем существовании? Сколько жизней я спасла – спасла в прямом смыслеслова – в миссиях?

Я уже собрался было отрицать такую возможность, но внезапномне пришло в голову, что лучше подождать, помолчать и просто подумать.

Меня опять посетила неприятная мысль о том, что я, можетбыть, никогда не отберу назад свое сверхъестественное тело, что я, может быть,попал в эту плоть на всю жизнь. Если я не смогу поймать Похитителя Тел, если яне соберу остальных мне на помощь, то смерть, к которой я, по собственным моимсловам, стремился, меня таки настигнет. Я совершил скачок во времени.

А что, если в этом заключается некий план? Что, если судьбасуществует? И я проведу эту смертную жизнь, работая так же, как и Гретхен,посвящу остальным свое физическое и духовное начала? Что, если просто вернутьсяс ней в ее аванпост в джунглях? О нет, естественно, не в качестве ее любовника.Такие вещи, понятно, не для нее. Но если я поеду как ее ассистент, ее помощник?Что, если я брошу свою смертную жизнь на алтарь самопожертвования?

Я снова заставил себя молчать, представляя эту картину.

Конечно, здесь было еще одно преимущество, о котором онаничего не знала, – богатство, которое я мог бы даровать ее миссиям идругим похожим организациям. И пусть это богатство другим покажетсянеисчислимым, я его сосчитать мог. В этом грандиозном загорающемся видении мнебыли ясны его ограниченность и произведенный эффект. Накормить и одеть целыедеревни, набить больницы лекарствами, обеспечить школы книгами, досками, радиои пианино. Да, пианино. О, старая, старая сказка! Старая, старая мечта…

Я молча все обдумывал. Я видел, как день за днем трачу своюсмертную жизнь – потенциальную смертную жизнь – и свое состояние наосуществление этой мечты. Она медленно скользила перед глазами, как песчинки впесочных часах.

Почему же в эту самую минуту, пока мы сидим в чистойкомнатке, в бескрайних трущобах Востока голодают люди? Они голодают и в Африке.По всему миру гибнут они от болезней и катастроф. Их жилища смывают наводнения;их пища и надежды умирают от засухи. Разум человеческий не выдержал бы всехстраданий одной отдельно взятой страны, будь они описаны даже без особенныхподробностей.

Но даже если я отдам этому начинанию все, что у меня есть,чего я добьюсь в конечном итоге?

Откуда мне знать, что современная медицина в затерянной вджунглях деревне работает лучше, чем старые обычаи? Откуда мне знать, будет лиребенок из джунглей счастливее, если получит образование? Откуда мне знать,стоит ли все это потери самого себя? Как мне заставить себя хотя быинтересоваться ответом на эти вопросы? Вот в чем весь ужас.

Мне было все равно. Да, я мог оплакивать конкретнуюстрадающую душу, но меня не волновала возможность принести себя в жертвубезымянным миллионам! В действительности она вселяла в меня ужас, жуткий,темный ужас. Грустнее некуда. Это, на мой взгляд, вообще не жизнь. Прямаяпротивоположность выхода за пределы бытия.

Я покачал головой. Тихо, запинаясь, я объяснил ей, почемуэто видение казалось мне таким страшным.

– Два века назад, когда я впервые вышел на сцену бульварногопарижского театра – когда увидел радостные лица, услышал аплодисменты, – япочувствовал, что мое тело и душа нашли свою судьбу; я почувствовал, чтовсе надежды моего детства наконец-то начали сбываться.

О, были и другие актеры, хуже и лучше; с того моментаих появился миллион, и придет еще миллион. Но в каждом из нас сияетнеповторимая сила; каждый из нас оживает по-своему в свой единственныйослепительный миг; каждый из нас имеет шанс навеки затмить другого в глазахзрителя, и это – единственное достижение, доступное моему пониманию: достижение,когда торжествует цельная личность – моя личность, если хочешь.

Да, ты права, я мог бы стать святым, но для этого мнепришлось бы основать орден или повести армию на битву; мне пришлось бысовершать чудеса такого масштаба, что весь мир пал бы на колени. Я из тех, ктодолжен бросать вызов, даже если я жестоко ошибаюсь. Гретхен, Бог дал мне моюдушу, и я не могу ее похоронить.

К своему изумлению, я увидел, что она продолжает улыбатьсямне, ласково, не задавая вопросов; что на ее лице читается спокойноелюбопытство.

– Лучше царить в аду, – осторожно спросила она, –чем служить Небесам?

– О нет. Если бы я мог, то выстроил бы рай на земле. Но я немогу оставаться незаметным, я должен блистать и должен тянуться с тому экстазу,от которого ты отреклась, – к тем самым острым ощущениям, от которых тыбежала! Вот что для меня значит выйти за пределы бытия! Пусть создание Клодии ибыло жестокой ошибкой – но я вышел за пределы бытия! Когда я создал Габриэль,пусть это покажется порочным – но я тоже вышел за пределы бытия. Это былконкретный, решительный и ужасный поступок, который потребовал от меня всеймоей личной силы и мужества. Они не должны умереть, сказал я, и, возможно,именно эти слова ты говоришь о деревенских детях.

Но я использовал это выражение, чтобы затянуть их в свойпротивоестественный мир. Целью было не просто спасение, но создание из нихподобных мне существ – уникальных, ужасных существ. Я наслаждался именно тем,что даровал им индивидуальность. Мы будем жить, даже в том состоянии, чтоназывают живой смертью, мы будем любить, будем чувствовать и бросим вызов тем,кто посмеет осуждать нас и уничтожать. Вот как я выхожу за пределы бытия. Исамопожертвование с искуплением здесь ни при чем.

Как же я расстраивался, что не могу донести до нее своислова, не могу заставить ее поверить в их буквальный смысл.

– Пойми, я пережил все, что со мной случилось, толькопотому, что я – тот, кто я есть. Моя сила, воля, отказ сдаваться – этоединственные составляющие моего сердца, которые я в состоянии выделить. Мое эго,если хочешь так его называть, заключается в моей силе. Я – Вампир Лестат, иничто… даже это смертное тело… не нанесет мне поражения.