переломить общий настрой правительственного кабинета П. Рейно и Ж. Манделю не удалось. В итоге их сопротивление ограничилось шумными аплодисментами А. де Кериллису во время его речи 4 октября в Палате депутатов. Двое министров не смогли противостоять колоссальному давлению со стороны французских СМИ и большей части политической элиты. Правая пресса развернула против них целую кампанию. Газета «Же сью парту» обвиняла Манделя в «заговоре против Франции и дела мира» [29]. 29 сентября крайне правая газета «Аксьон франсез» опубликовала переделанные строки «Интернационала», в которых призывала пустить пули в «Манделя, Блюма и Рейно» [30].

* * *

Cамые активные сторонники «умиротворения», те, кто был готов на «мир любой ценой» и отказ от союзнических обязательств перед чехами, оказались в рядах правоцентристов. Этот лагерь возглавлял лидер парламентской оппозиции, глава партии «Демократический альянс» П.-Э. Фланден. О своей позиции он открыто заявил еще в феврале 1938 г., подвергнув критике тезис о необратимости новой войны: «нет, не является неизбежным то, что мы, французы, равным образом антифашисты и антикоммунисты, будем вовлечены в смертельный конфликт. Мы не хотим играть на руку фашизму из страха перед коммунизмом или играть на руку коммунизму из страха перед фашизмом. Почему мы должны присоединиться к крестовому походу против Рима и Берлина, куда некоторые хотят нас завлечь под предлогом того, что воинственные замыслы оси Рим-Берлин, формированию которых мы в значительной степени способствовали, могут быть направлены против нас. Мы, конечно, должны сожалеть о том, что Гитлер преследует евреев и вступает в конфликт с церковью, но, не будучи обязанными следовать той же политике, мы не видим необходимости превращать это в причину войны с Германией» [31]. Глава правоцентристской парламентской оппозиции стоял на исключительно пацифистских позициях и, как это было характерно для правых, всю свою ярость обрушивал на Советский Союз и французских коммунистов, считая, что они, «не будучи французами, ожидают либо поражения Гитлера и Муссолини, пожертвовав [жизнями – авт.] французской молодежи, либо всеобщей большевизации Европы, неспособной сопротивляться [революции – авт.] на руинах, вызванных новой всеобщей войной» [31].

Человеком, одним из первых открыто обосновавшим отказ от помощи Чехословакии, стал Жозеф Бартелеми. В начале своей политической карьеры он вступил в «Демократический альянс» и после несколько неудачных попыток заполучить депутатское место сконцентрировался на участии в общественной жизни страны через журналистику. 12 апреля 1938 г. на страницах правой газеты «Тан», считавшейся в то же время своеобразным рупором французского МИД, вышла статья под его авторством [32]. Ее лейтмотивом стал ответ на вопрос: «нужно ли, чтобы удержать три миллиона судетских немцев под властью Праги, погубить [на фронте – авт.] три миллиона французов?» Ответ был однозначным – «нет!». В публикации Ж. Бартелеми изложил все аргументы, которые позже многократно повторят правые и правоцентристские политики-сторонники Мюнхена. По утверждению Бартелеми, несмотря на всю мощь французской армии, численность населения страны составляла всего 40 млн. человек, что в три раза меньше 120-ти миллионной численности противника (по всей видимости Барталеми считал объединенную численность Германии, Австрии и Италии); французское вооружение, в особенности авиация и противовоздушная оборона, требовали дальнейшего усовершенствования, отсутствовала уверенность в готовности СССР помочь Чехословакии, к тому же в любом случае ни Польша, ни Румыния не позволили бы Красной армии пройти через свои территории, «немецкая “линия Зигфрида” была столь же непреступной как и “линия Мажино”», а сама Чехословакия, по различным оценкам, в случае начала войны смогла бы продержаться «от трех дней до трех недель». Ж. Бартелеми предпринял попытку юридически обосновать, почему обязательства Парижа перед Прагой утратили свою законную силу. По его словам, договор между двумя государствами был заключен в 1924 г. и дополнен Локарнскими соглашениями, но те к 1938 г. якобы «прекратили свое действие» и давно перестали регламентировать международную жизнь, а следом за ними и необходимость вступать в войну, защищая целостность Чехословакии. Очень быстро эти неподкрепленные никакими реальными доказательствами доводы подхватили многие другие сторонники «умиротворения».

В начале июня обе палаты парламент были распущены на каникулы и так и не собирались вплоть до октября 1938 г. В течение четырех месяцев представители политической элиты не имели возможности коллективно обсуждать внешнеполитический курс правительства Даладье. Как раз в это время Фланден и его единомышленники развязали беспрецедентную кампанию, которая оказывала колоссальное влияние на французское общественное мнение. Наряду с «Фигаро» и «Матен» наиболее читаемая утренняя газета Парижа «Пети Паризьен» задавалась вопросом, «не будет ли более выгодным [для чехов – авт.], если их страна останется сильной и прочной, оторвав от себя нелояльных граждан, позволив им разделить судьбу австрийцев?» [33]. На фоне обострения чехословацкого кризиса 15 сентября 1938 г. Фланден заявил: «Французы внезапно стали осознавать всю серьезность событий. Они увидели, что им угрожает вовлечение в войну или, по крайней мере, мобилизация, и это происходит тогда, когда в глубине души они не принимали всерьез далекие от них проблемы, возникшие в чехословацком государстве» [34]. Фланден решительно протестовал против «любых мер всеобщей или частичной мобилизации, которые подразумевают, что бы ни говорилось, ужасный риск войны» [34].

Решающей попыткой воздействовать на общественное мнение и правительство стали действия лидера «Демократического альянса» в ночь с 27 по 28 сентября, когда после объявления мобилизации он расклеил по Парижу плакаты, обличавшие «воинственно настроенных политиков», не считавшихся с мнением французов. На судебном процессе 1946 г. по поводу его действий в предвоенные годы Фланден отказывался взять на себя ответственность за политику «умиротворения», проводимую Францией во время чехословацкого кризиса, так как тогда он не являлся членом правительства, а из-за роспуска парламента не мог исполнять свои обязанности как депутат и оказывать реальное влияние на ход вещей, («поскольку парламент был отправлен на каникулы и никаких дебатов по внешней политике не проводилось»), а кабинет министров сам одобрил англо-французский план передачи Судет Германии без участия представителей законодательной власти: «Мне не нужно сейчас оценивать, было ли французское правительство право или нет, приняв предложения британского руководства, это не моя ответственность, я не имею к этому отношения» [35, p. 84]. Безусловно, в словах лидера парламентской оппозиции есть логика, все основные решения весной-осенью 1938 г. принимали министры Третьей республики, но правительство действовало, учитывая мнение парламентариев, которые – даже в отсутствии депутатской трибуны – заявляли о своей позиции во всеуслышание через газеты.

Лидер «Демократического альянса» и другие его однопартийцы при голосовании в Палате депутатов одобрили Мюнхенское соглашение. Более того, после его подписания Фланден отправил Гитлеру поздравительную телеграмму: «Примите мои самые теплые поздравления с сохранением мира и в надежде, что этот исторический документ приведет к доверительному и сердечному сотрудничеству между четырьмя великими европейскими державами, собравшимися в Мюнхене» [36, p. 515–517].