Уставшая от кровопролитной, изнуряющей войны Франция обрела новый стимул и новую надежду на скорый перелом в затянувшейся войне. До исторического заседания американского Конгресса 6 апреля 1917 года, принявшего решение об объявлении войны Германии, большинство французов пристально следило за каждым политическим выступлением в США, опасаясь, что сторонники мира смогут убедить Конгресс отказаться от военной операции. По словам газеты «Тан», американские «пацифисты прикладывают серьезные усилия, чтобы настроить администрацию президента против приверженцев войны… но их усилия тщетны… Сейчас даже такой сенатор, как М. Стоун – президент комитета иностранных дел, противник войны, не испытывает никаких сомнений, что Конгресс проголосует за её объявление. Даже он утверждает, что когда это произойдет, никто не будет сражаться столь яростно, как он, до тех пор, пока Германия не признает поражение»[1092]. Французские социалистические газеты, отличавшиеся пацифистскими настроениями, также приветствовали новых союзников, ибо, с их точки зрения, вступление США означало приближение конца войны, а имя Вильсона ассоциировалось у них с пацифизмом и стремлением скорейшего установления мира[1093]. Крупные буржуазные издания создавали образ «Америки-миротворца». Публиковались многочисленные речи американских политиков, стиль и дух которых можно наглядно проиллюстрировать словами сенатора Лоджа: «Я счастлив, что Америка вступила в борьбу за спасение свободного мира. Нет, мы не ищем битвы, мы не жаждем новых территорий. Все, что мы хотим, это сохранение нашего мира и нашей безопасности, как это провозглашает доктрина Монро, для чего необходимо, чтобы миропорядок вновь установился на основах свободы и демократии, а человечество освободилось от прусского военного ига или автократии Гогенцоллернов и Габсбургов»[1094].

6 апреля «клятву верности общей дружбе» в личной телеграмме Вильсону принес президент Третьей Республики Пуанкаре[1095]. Улицы французских городов окрасились в цвета флага Соединенных Штатов. Мгновенно опустошив магазины и склады, парижане скупили все звездно-полосатые флаги, стремясь вывесить их из своих окон в знак приветствия новых врагов «пруссианства». В клубах, отелях, ресторанах, кафе велись жаркие обсуждения решения Конгресса и дальнейших действий США. Парижский штаб издательства «Нью-Йорк Геральд» буквально осаждался журналистами, а на только что приехавших с новостями из-за океана американцев набрасывались с главным вопросом: «Когда прибудет первый контингент?»[1096]. Франция приветствовала нового союзника: «Народ бандитов [немцев – авт.], который полагал, что его эгоизму все дозволено, на этот раз хватил через край. Долгая провокация подводных пиратов принесла свои плоды… Наше общественное мнение всегда основывалось на старых военных концепциях, не учитывающих силы США в мировом балансе… Приветствуем Республику-сестру! Когда-то мы помогли ей обрести свободу, теперь она оказывает нам ту же услугу. Наше благодеяние принесло замечательные плоды. Маяк свободы, который мы зажгли на американских берегах, сегодня озаряет весь мир, и скоро мы увидим его свет»[1097].

Исследование газетных материалов показывает, что французское общество с 1914 года активно интересовалось отношением Соединенных Штатов Америки к европейскому конфликту, и это не случайность. Изучая международные отношения и взаимодействие Франции и США периода первой половины войны, становится очевидна особая роль последних в развертывании экономического и военно-политического сотрудничества как с Третьей Республикой, так и со странами-членами Антанты в целом. Приведенные данные доказывают некорректность распространенного утверждения об активном участии США в европейском конфликте исключительно со второй половины 1917 года, который учитывает лишь военно-технический фактор. Период нейтралитета Соединенных Штатов (лето 1914 – весна 1917 гг.) ознаменовал начало их интенсивного торгово-финансового сотрудничества с Великобританией и Францией, во многом изменившего ход войны. Можно ли вообще говорить в этом случае о невмешательстве США в войну, когда, как показывает статистика торговых отношений, правящая элита США уже в 1915 определилась с выбором стороны?[1098]Американская администрация фактически вовлекла страну в экономическое и дипломатическое противоборство с Германией и её союзниками, разглядев в мировом конфликте возможность выхода США на арену столкновения великих держав в качестве международного арбитра.

С августа 1914 по апрель 1917 года образ США во французских газетах эволюционировал от возможного союзника с сильным финансовым и промышленным потенциалом до символа миротворчества и приближения скорейшей победы, а затем и реального военного сотрудничества. Подобная трансформация стала результатом не только усталости французского народа от затяжной войны и желания приблизить её конец с помощью нового мощного союзника, но и грамотной внешней политикой самих США, использовавших для формирования своего образа то, что теперь принято называть «мягкой силой»[1099]. Консолидировавшая политические круги французская правящая элита и, соответственно, многие проправительственные печатные издания также напрямую влияли как на сближение Франции с США, так и на формирование проамериканского общественного мнения. Война невиданного ранее масштаба требовала мобилизации всех ресурсов внутри страны, для чего было необходимо обеспечить высокий моральный дух войск на фронте и поддерживать трудовой энтузиазм населения в тылу. Правильно организованная пропаганда была нацелена на то, чтобы склонить к войне на стороне Антанты нейтральные государства и в первую очередь самую мощную экономическую державу Запада – США.

США первоначально не рассматривали Францию как важного для себя партнера, фокусируясь на отношениях с Великобританией, с которой их связывали исторические, языковые и, что более важно, финансовые узы. Французская элита, осознавая это, проявляла определенную сдержанность в форсировании франко-американского взаимодействия. Кроме того, дипломатическая миротворческая инициатива Вильсона шла вразрез с военными планами Пуанкаре и Клемансо, но правительство Франции, уже попавшее в сильную экономическую зависимость от США, не могло не откликнуться на пацифистские настроения внутри страны, еще сильнее разжигаемые проектами Вильсона. При помощи средств массовой информации политическому классу удалось использовать образ свободной и сильной Америки в качестве символа общей борьбы с германизмом и приближения решительной победы.

Наумова Н. Н., Шалдин Н. Н

Чехословацкий кризис 1938 года в оценках французских правых[1100]

Весной 1938 г. Версальская-Вашингтонская система столкнулась с новым масштабным кризисом, поставившим страны Европы на грань войны. Созданная еще в 1933 г. пронацистская судето-немецкая партия К. Генлейна при решительной поддержке главы Третьего Рейха А. Гитлера потребовала от чешского правительства автономии. Уже к началу осени это требование превратилось в призыв к независимости региона и его вхождении в состав Германии. Нацистские лидеры обрушились на пражское руководство с яростной критикой, обвиняя его в притеснениях местного населения Судет, где компактно проживало 3 млн. этнических немцев. В качестве ответа на «злоупотребления пражского режима», якобы выступавшего против собственного населения, и для защиты мирных немецких жителей Гитлер угрожал Чехословакии войной. Стоит отметить, что сам кризис насчитывал две стадии обострения. Первая пришлась на май 1938 г., когда Генлейн намеревался организовать протестные вооруженные выступления во время муниципальных выборов в Судетах, способные послужить поводом для вторжения в