Хотя Фланден объяснил этот поступок желанием укрепить мир и добиться сближения европейских государств, большинство представителей политической элиты подобный демарш восприняло не иначе как предательство.

Сам Фланден, комментируя впоследствии свою позицию во время чехословацкого кризиса, ссылался на военную слабость Третьей республики и необходимость обеспечить время для ее перевооружения. Защищаясь во время суда в 1946 г., политик настаивал, что многие ошибки на правительственном уровне были допущены тогда, когда он не занимал крупных государственных постов. Серьезным просчетом, сделавшим невозможным жесткую позицию Франции во время событий 1938 г., по мнению Фландена, являлась ремилитаризация Рейнской области Германией [35, p. 80]. Политик обращал внимание и на непростую для Франции обстановку на европейской арене: Италия не стала союзником Третьей республики, Англия хоть и поддерживала Францию, но настаивала на «умиротворении», Польша выступала против Чехословакии, надеясь получить ряд спорных территорий, а договор Франции с СССР не был подкреплен военным пактом [35, p. 90–91].

Большинство членов «Демократического альянса» поддержало позицию своего лидера на съезде партии, проходившем в середине ноября 1938 г [37]. Но некоторые политики, например, П. Рейно или сенатор от департамента Луара Жан Торин, покинувшие партию еще в начале октября, или отказавшийся от поста вице-президента ДА сенатор от департамента Сена и Уаза Шарль Рибель, выступили против курса на «умиротворение» и раскритиковали Фландена за «преклонение» перед Гитлером. Рибель также осудил лидера «Демократического альянса» за размещение плакатов в ночь с 27 на 28 сентября, а про телеграмму, отправленную фюреру, сказал следующее: «Когда я прочитал текст [поздравительной телеграммы Гитлеру – авт.] в коммунистической прессе, я не хотел верить этому и ушел в отставку с поста вице-президента [партии – авт.] только после того, как эту новость подтвердил мне сам г-н Фланден. Подобное отношение бывшего председателя Совета министров я считаю непростительным … Таким образом он просто поздравляет канцлера Гитлера после того, как уступил ему! На самом деле я ценю человека, который, подвергнувшись нападению, отдает свой кошелек. Но не вижу повода радоваться». Впрочем, вышеназванные политики не смогли повлиять на общие настроения, склонявшиеся в пользу договоренностей с Германией.

Отличную от многих видных политиков «Демократического альянса» линию занял бывший председатель Совета министров Франции (в 1929–1930 и 1932 г.) Андре Тардьё. С годами взгляды политика и члена руководства «Демократического альянса» становились все более консервативными. Последовательный противник Мюнхенского соглашения, он сделал свою позицию достоянием общественности, регулярно выпуская статьи в номерах правой газеты «Грэнгуар». На протяжении весны-осени 1938 г. А. Тардьё призывал поддержать Чехословакию и не позволить Гитлеру усилиться за ее счет. Он доказывал, что в случае начала войны как следствия чехословацкого кризиса французы будут сражаться не за чехов: «Мы будем сражаться, как всегда в истории, за себя, с немецким колоссом … выстроенным против нас в самом сердце Европы» [38]. Бывший глава правительства в отличие от большинства правых и правоцентристов был уверен, что войны не избежать, а захват Судет станет лишь «первым актом этой пьесы»: «[затем последует захват Балканских государств – авт.], которые, обеспечив Германию поставками пшеницы, мяса, масла и руды, сделают ее непобедимой в следующей войне» [38]. Для Тардьё Мюнхенское соглашение стало самым главным успехом Германии послевоенного времени. Политик призвал лидеров Франции отказаться от пассивности последних лет и занять жесткую линию в отношении Гитлера, «чтобы столь серьезные жертвы не оказались напрасными». Однако к осени 1938 г. Тардьё уже не участвовал в управлении государством и в принятии властных решений, сохраняя за собой лишь возможность оказывать влияние на общественное мнение через СМИ.

* * *

К людям правых политических взглядов, сыгравшим немаловажную роль в истории Третьей республики, безусловно, можно отнести и полковника де Голля, будущего главу антифашистского патриотического движения «Свободная Франция», Временного правительства (1944–1946 гг.) и основателя Пятой республики [11; 39; 40; 41].

Для де Голля как военного внутриполитическая ситуация во Франции 1938 г. и внешнеполитические вызовы, с которыми в это время столкнулась страна, однозначно указывали на серьезный кризис парламентского режима и неумолимое приближение новой большой европейской войны. Де Голлю, несмотря на его обоснованную критику разработанной во второй половине 20-х гг. во Франции оборонительной военной доктрины и призыв как можно скорее сформировать бронетанковые войска и усилить авиацию новыми, современными машинами, не удалось найти широкого отклика на его предложения ни в военных, ни в политических кругах. Пожалуй, единственной значимой политической фигурой, открыто и искренне разделявшей опасения де Голля, являлся П. Рейно, благодаря хлопотам которого он со второго раза получил чин полковника, в котором ему в 1936 г. отказал военный министр генерал Морэн, считавший де Голля «выскочкой» [39, p. 100–101].

В ходе чехословацкого кризиса де Голль осудил принуждение ЧСР к передаче Судет Германии и непоследовательность действий кабинета Даладье. Для него подобная ситуация явилась еще одним свидетельством растерянности и ошибочности позиции большинства представителей правительственного лагеря, не понимавших, какие непоправимые беды и угрозы для Франции несли их уступчивость Третьему Рейху и неумение сплотиться, услышать друг друга, когда «враг стоит у ворот».

Осенью 1938 г., фактически в дни кульминации чехословацкого кризиса и проведения Мюнхенской конференции, увидела свет последняя из четырех книг, написанных де Голлем в межвоенный период. Она называлась «Франция и ее армия» [42], и в ней де Голль писал о необходимости превращения французских вооруженных сил в современную армию с боевой наступательной доктриной и с новыми видами вооружений, гарантировавшими ее победу. «Это было, – отметит де Голль позже в мемуарах, – моим последним предупреждением, с которым я – со своего скромного поста [В 1937 г. полковник де Голль получили новое назначение – возглавить 507-й танковый полк, расположенный в городе Мец около границы с Германией – авт.] – обращался к родине накануне катастрофы» [43, c. 56]. По его признанию, «упорство правительства в отстаивании оборонительной военной системы, в то время как немцы проявляли в Европе крайний динамизм, слепота политического режима, занятого всякими пустяками перед лицом готовой ринуться на нас Германии, глупость ротозеев, приветствовавших капитуляцию, – все это по сути дела было результатом глубочайшего национального самоотречения, против которого я был бессилен» [43, c. 56].

Первые впечатления о готовившейся сдаче Судет Третьему Рейху де Голль 21 сентября 1938 г. описал в письме своему близкому приятелю Эмилю Мейеру, полковнику в отставке, журналисту и военному историку: «Как француз и солдат я просто сгораю от стыда из-за капитуляции нашей страны без всякого боя» [44, p. 24]. Еще в 1936 г., вскоре после оккупации Германией – в нарушение статей Версальского договора 1919 г. – демилитаризованной Рейнской области, де Голль с горечью отмечал, что многие французы поверили в желание Гитлера добиться «европейского мира»: «Взамен ему надо лишь