уступить Центральную Европу и Украину. Но я абсолютно убежден, что это – лицемерие и что главная его цель изолировать и раздавить Францию, как он и написал [об этом – авт.] в «Майн Кампф». Поэтому мы должны соглашаться на помощь любого в нашей борьбе против Германии, даже русских военных сил [Речь идет об оценке де Голлем советско-французского договора о взаимопомощи 1935 г. – авт.]». Де Голль искренне полагал, что следовало «собрать против Германии всех тех, кто готов ей противостоять, преградить ей путь к войне и, если она ее все-таки развяжет, победить» [45, p. 442]. Однако в кругах французской политической элиты царили иные настроения. Ослепленные антикоммунизмом, представители правых и правоцентристских партий не желали увидеть нараставшую в Европе угрозу, которая исходила от не встречавшей никакого реального противодействия своей агрессии Германии.

Во время урегулирования чехословацкого кризиса в пользу интересов Германии де Голль в письме своей жене Ивонне написал: «Моя дорогая женушка! Как всегда, мы капитулируем без боя перед наглыми требованиями немцев и выдаем общему врагу наших сторонников – чехов. Немецкие деньги и итальянские монеты потоками текут в эти дни в руки французской прессы, особенно так называемой «национальной» прессы (Жур, Грэнгуар, Журналь, Матэн и т. д.), чтобы убедить наш несчастный народ в необходимости идти на уступки и терроризировать его картинами войны. Не ослабевает волна унижений. В конце концов мы лишимся колоний, затем Эльзаса и т. д., если только взрыв оскорбленной чести не разбудит нацию и не отправит предателей в казематы» [45, p. 473–474].

1 октября 1938 г. де Голль вновь упомянул в письме жене об итогах Мюнхенской конференции: «Ну вот вам и ослабление напряженности. Французы, как скворцы, испускают крики радости, в то время как немецкие войска триумфально входят на территорию государства, которое мы сами же и создали, чьи границы гарантировали и которое было нашим союзником. Понемногу мы привыкаем к отступлению и унижению до такой степени, что это становится нашей второй натурой. Мы изопьём эту чашу до дна» [45, p. 476].

В «Военных мемуарах», опубликованных через 10 лет после освобождения Франции, де Голль подтвердил свои мысли и опасения, высказанные за год до начала Второй мировой войны. По его убеждению, ни на одно агрессивное действие Гитлера, будь то введение всеобщей воинской обязанности в 1935 г., занятие Рейнской области, аншлюс Австрии в марте 1938 г. или передача Германии Судетской области, свидетельствовавшее о намерениях Гитлера разорвать Версальский договор и завоевать «жизненное пространство» для Третьего Рейха, французский правящий режим, разобщенный, «обреченный на застой из-за слабости государственной власти и постоянных политических разногласий», не сумел дать достойный ответ [43, c. 55–57].

Де Голль, военный, человек консервативных взглядов и традиционного буржуазного воспитания, смог подняться выше руководства предвоенной Франции, увидев, у какой глубокой пропасти стоит его страна и армия, управляемая недальновидными политиками и проникнутыми «духом оборончества» военными.

Де Голль винил политическую элиту в «деморализации режима», неумении и нежелании сплотиться перед нависшей над страной опасностью, в «робких и нерешительных попытках» осуществить модернизацию вооруженных сил и укрепление национальной обороны. У полковника не было возможности использовать парламентскую трибуну или министерский пост, чтобы остановить «этот медленный упадок Франции». Защищать ее де Голлю пришлось на поле боя, а осенью 1938 г. пережить один из «актов трагедии, [в которой – авт.] Франция играла роль жертвы, ожидающей, когда наступит ее черед» [43, c. 56].

* * *

Исследование показало, что французский правый лагерь не был един в оценках хода и результатов чехословацкого кризиса, которые стали ярким примером политики «умиротворения» Германии, в последние предвоенные годы «красной нитью» проходившей через всю внешнеполитическую стратегию Третьей республики. Решения Мюнхенской конференции подпитывали дальнейшую агрессию Третьего Рейха и провоцировали его на экспансионистские действия в условиях их «попустительства» со стороны ведущих европейских держав. Франция ни с точки зрения ее военной мощи, ни политически оказалась не готовой к сопротивлению германскому напору, а ее политический класс склонялся к договоренностям с Третьим Рейхом, надеясь направить его завоевательные планы на восток.

Несмотря на всю решительность и справедливость их высказываний, А. де Кериллис, Ж. Мандель, П. Рейно, А. Тардье, Ж. Торин, Ш. Ребель, Ш. де Голль были лишь одними из тех немногих правых деятелей, которые считали, что курс на «умиротворение» является губительным для Франции, а обеспечить мир получится только с помощью решительного сопротивления немецким требованиям. Разумеется, они не хотели новой войны, но в отличие от своих коллег по политическому лагерю отдавали себе отчет в том, что избежать ее можно, лишь проявив твердость перед гитлеровской тактикой «запугивания», а никак не уступками агрессору. Эти политики полагали, что Гитлер немедленно отступил бы и никогда не решился бы начать войну, если бы он увидел готовность стран-противников фашизма оказать совместное сопротивление Германии.

Политики из руководства партии «Республиканская федерация» во главе с Л. Марэном, хотя их часто относят к противникам Мюнхена, не выступили решительно против подписания и ратификации соглашения, в какой-то момент склонившись к уступкам во имя сохранения мира. Они воспринимали подобный мир лишь как «передышку» для перевооружения страны, чтобы в будущем успешно противостоять Германии. Практически внутри каждой партии, каждого объединения находились те, чья позиция, будь она преобладающей, могла предотвратить расчленение Чехословакии и усиление Германии, готовившейся к войне. Однако их численность не превышала пары десятка человек, а перспектива объединить усилия с представителями левых, в своем большинстве осуждавших «умиротворение» Германии, в условиях возросшего антикоммунизма и критики мероприятий левоцентристских правительств Народного фронта правыми партиями даже не рассматривалась.

Не политиком, а военным, также разделявшим правые взгляды, был в предвоенные годы полковник де Голль, малоизвестный в правительственных и парламентских кругах. Он являлся, пожалуй, самым непримиримым борцом за сдерживание агрессивной стратегии нацистской Германии и организацию совместно с другими европейскими государствами, включая СССР, отпора экспансионистским действиям руководства Третьего Рейха. В «мюнхенских уступках» он увидел «надвигающуюся бурю», военно-политическую катастрофу для Европы и Франции. Но его пророческие слова не были услышаны политиками и только раздражали военных.

Куда эффективнее, хотя и пагубнее для страны, оказалась энергия, с которой действовали многочисленные сторонники передачи Судет Германии. Антикоммунизм к тому моменту вытеснил германскую угрозу как одну из главных тем политического дискурса правых. Многие из них, к тому же, не желая замечать сближения Муссолини с Гитлером, до последнего безосновательно надеялись, что лидер фашистской Италии в случае военного конфликта поддержит Францию. Лагерь тех, кто хотел пусть временного, но мира любой ценой, оказался преобладающим как по своей численности, так и по своему влиянию. Часть «умиротворителей», в первую очередь члены «Демократического альянса»,