class="p1">– Я просил дежурного по Комитету, как можно быстрее, соединить меня с нужным человеком. Бюрократию не изгнали даже у нас… – подумав позвонить матери, он покачал головой:

– Она знает, что я в командировке, зачем ее зря беспокоить…

В багаже Андрея Петровича лежали тщательно отобранные, кашемировые свитера, и отрезы твида, из дорогих магазинов в центре Осло. Он любил мать, никогда не забывая привезти ей подарки. Андрей Петрович вырос без отца, инженера на Обуховских заводах. Он погиб в несчастном случае, на производстве, когда мальчик едва пошел в школу:

– Я всем обязан маме, – вздохнул он, – надо жениться, как она мне напоминает. Мама ждет внуков, но это не так просто… – в университете понятия не имели о другой, как говорил Андрей Петрович, стороне его работы. Историк отказывался от должностей на факультете, предпочитая вести специальный курс, по скандинавским сагам:

– Все думают, что я нелюдимый, книжный червь, – он улыбнулся, – но иначе нельзя. Предатель Юдин жил на широкую ногу. Он звал к себе гостей, знакомил с женой, такой же шпионкой, как и он сам. Наверняка, он успел завербовать кого-то в университете. После его ареста преподавателей, основательно, проредили…

На факультете Андрей Петрович имел репутацию безобидного маменькиного сынка, неприметного человека. В коридорах он передвигался по стенке, зажав под мышкой старый портфель. Зачеты ученый принимал, роняя от смущения очки:

– Все считают, что я ни о чем, кроме саг, разговаривать не могу… – ожидая связи, он рассеянно чертил в блокноте, – пусть считают и дальше… – университетские дамы и девицы почти не обращали внимания на засыпанного пеплом, краснеющего преподавателя. Андрей Петрович, все равно, не имел права жениться без одобрения начальства:

– Проверки могут занять не один месяц, – он с аппетитом жевал рогалик, – ладно, мне еще год до тридцати пяти, время есть… – чертеж на странице пестрел стрелками и датами. Андрей Петрович любил разбираться в хитросплетениях родственных отношений героев саг:

– Лейфа Эйриксена воспитывал король Норвегии Олаф Воронья Кость. Он, в свою очередь, много лет провел на Руси, в дружине Владимира Святославича, где служил его дядя, Сигурд Эйриксен… – Андрей Петрович настаивал, что викинги, живя на Руси, становились русскими:

– Они привозили на запад русских жен, у них рождались дети, говорившие на русском языке. Крещение они принимали тоже на Руси… – он подчеркивал центральную роль Киева и Новгорода в европейской политике того времени:

– Россия не находилась на обочине мира, – говорил он студентам, – русские князья были цивилизованными, просвещенными монархами… – он вытер пальцы салфеткой:

– Эйриксен. Вряд ли они родня, в Норвегии каждый второй Эйриксен. Да и не поймешь сейчас ничего. Лейф Эйриксен жил тысячу лет назад. Хотя они все знают свою родословную до десятого колена. Я поговорю с ним, расспрошу его о семье…

Андрей Петрович заказал столик в тихом ресторане, рядом с Национальным Театром. При знакомстве с юнцом он сделал вид, что восхищен его достижениями:

– Парень поблагодарил, но видно, что он знает себе цену. Настоящий викинг, что называется… – серую папку, перед Андреем Петровичем, снабдили машинописным ярлычком «Викинг». Он полистал страницы досье, полученного в Ленинграде:

– Открытые источники, и оперативная информация, правда, немного. Непонятно, от кого она поступила… – информация пришла от Моцарта, через его приятеля мистера Тоби Аллена, то есть Кима Филби. В папке об этом, разумеется, не упоминалось:

– Наш Инге четыре года как женат, на своей названой сестре. Она еврейка, беженка из Судет… – последние сведения в папке сообщали, что жена Викинга ждет ребенка, в мае:

– Это может быть интересно, – решил Андрей Петрович, – с точки зрения его будущей работы на СССР… – в задании говорилось, что, кроме вербовки Викинга, ему необходимо узнать, где сейчас находится доктор Кроу, с мужем:

– Москва беспокоится, что в крушении кто-то выжил, – понял Андрей Петрович, – если это так, то надо похитить доктора Кроу и устранить остальных, то есть ее супруга. Он, все равно, предатель… – он попросил Москву организовать разговор, с коллегами, занимавшимися доктором Кроу. Андрею Петровичу надо было продумать тактику беседы с Викингом.

Окна кабинета выходили на улицу, из-за ограды послышался грохот трамвая:

– Номер тринадцать, я на нем приеду в ресторан. Никаких машин, я скромный университетский преподаватель, коллега Инге. Мы ученые, мы поймем друг друга… – телефон зазвонил. Андрей Петрович откашлялся:

– Это Историк, из Осло. Я просил о консультации… – дежурный с Лубянки бесцеремонно перебил его:

– Соединяю… – Андрей Петрович узнал этот голос. Непонятно почему, у него заныл выбитый двенадцать лет назад зуб:

– Там давно стоит коронка, там нечему ныть. Осенью сорок пятого года он руководил операцией с месье Драматургом, то есть с Федором Петровичем Воронцовым-Вельяминовым. Но его, кажется, расстреляли, с бандой Берия, предателями советского государства… – восставший из мертвых хохотнул:

– Давно мы не разговаривали, товарищ архитектор. Я вижу, что вы кандидат наук, и майор, по другой специальности. Хотите помощи? Боитесь, что юный гений обставит, вас на три корпуса… – Андрей Петрович понятия не имел, где находится бывшая правая рука Берии, бывший генерал-майор госбезопасности, Наум Исаакович Эйтингон. Он стер пот со лба:

– Не удивлюсь, если и Берия жив. Но нельзя таким интересоваться, даже по безопасной линии. Мне, все равно, никто, ничего не скажет… – он, робко, начал:

– У меня имеется досье… – Эйтингон прервал его:

– У меня тоже. Я лично его составлял, это досье. Не теряйте времени, задавайте вопросы… – нашарив на столе сигареты, Андрей Петрович начал говорить.

Инге втащил велосипед в тамбур зеленого вагона второго класса, с лакированными сиденьями, медными пепельницами на стенах, и неизменным объявлением:

– Дирекция линии просит пассажиров поддерживать чистоту в поезде… – на плакате вихрастый парнишка, похожий на Инге, в детстве, грозил пальцем отцу, бросившему на пол окурок:

– Отправление, отправление… – захрипел динамик над перроном Западного вокзала Осло, – поезд в Шиен находится на третьем пути… – в Шиене, столице области Телемарк, Инге пересаживался на узкоколейку. Кинув рюкзак и саквояж в сетку, юноша вытянул гудящие ноги:

– Из Шиена в Тинносет, где нас ждет паром, по озеру, а дальше я почти дома… – на северном берегу озера Тинн пассажиров подхватывала местная линия:

– Шестнадцать километров, и я увижу Сабину, с фордом… – жена всегда встречала его на крохотной станции. Именно так, прошлой осенью, Инге и Сабина ездили в Шиен, в местный театр. В городке родился Генрик Ибсен, но профессиональной труппы в провинции не держали. Спектакли играли любители, Сабина оформляла сцену:

– На обратном пути мы заглянули в сторожку, на берегу озера Тинн… – о сторожке Инге рассказали партизаны, приятели покойного отца, – где, кажется и получился малыш… – Инге грыз булку, с соленой селедкой и креветками. Маринованный огурец едва не шлепнулся на пол, юноша ловко подхватил кусок:

– Тронемся, выпью кофе и за работу. Хорошо, что я успел купить провизии, в дорогу… – вихрем пронесшись по ступеням белокаменного вокзала, таща велосипед и багаж, Инге успел крикнуть лоточнику:

– Булку со всем и два стакана кофе! Нет, три… – он вспомнил, что в Шиене, на вокзале, тоже варят неплохой кофе:

– Отлично, я и там перекушу… – за обедом с господином Андреасом, Инге, как и велела ему тетя Марта, больше помалкивал. Русский расспрашивал его о семье, соболезновал гибели родителей, говорил о работе в подполье и службе в партизанском отряде:

– Хмырь, хмырь… – вертелось в голове у Инге, – он гэбист, как их называет дядя Теодор… – в кабинке международной связи он подробно описал тете Марте внешность нового знакомца. Женщина помолчала:

– Через час приходи в британское посольство, знаешь, где оно… – Инге знал, – скажи, что у тебя назначен разговор с М, в Лондоне… – Инге понял, что тетя Марта хочет свериться с досье. Через час, в голой комнатке, с портретом королевы Елизаветы, сидя с чашкой цейлонского чая, он услышал сонный голос дяди Теодора:

– Хорошо, что я ночевал в городе, а не на острове. Ради чего вы меня подняли с постели… – Инге коротко рассказал о господине Андреасе. Дядя загнул