на часах стрелка подбиралась к пяти. Горожане, пользуясь хорошей погодой, отправились рыбачить на озера, или копались в огородах. Сабина вспомнила о капустной рассаде:

– Хотя в мае еще бывают заморозки, – подумала она, – надо немного подождать… – размахивая бидоном, девушка свернула на свою улочку. Велосипед стоял у ограды палисадника, форд они с Инге парковали у обочины:

– Машина незнакомая, – нахмурилась Сабина, – номера прокатные. Туристы, наверное, заехали не туда… – автомобиль остановили на углу переулка. Шофер, лысоватый человек, изучал карту окрестностей. Услышав шаги, он поднял голову:

– Госпожа, вы не могли бы нам помочь… – Сабина поняла:

– Точно, туристы. У него не местный акцент. Он вообще, кажется, иностранец… – она наклонилась к окну:

– Вы хотите проехать к водопадам? Вы не туда свернули, на развилке… – пассажирская дверь открылась, Сабина не успела отдернуть руку. Раздался сдавленный крик. Бидон, загремев, покатился по мостовой, оставляя за собой лужицы сметаны. Рванувшись с места, машина исчезла из вида.

Инге не забеспокоился, не увидев Сабину, за рулем форда, на привокзальной площади Рьюкана, больше похожей на лоскуток. Закат играл над горными цепями, зажавшими город, в узкой долине. Инге вскочил на велосипед, пристроив саквояж в корзину, а рюкзак, на плечи:

– Все-таки, здесь очень мало света. На склоне хребта надо поставить огромное зеркало, улавливающее солнечные лучи. Тогда в городе станет веселее… – багровый закат освещал закрывающиеся к вечеру ларьки. Горожане заводили машины, Инге огляделся:

– Когда я звонил из Шиена, она сказала, что встретит меня. Но она могла уйти на этюды или засесть с альбомом. Рисуя, Сабина обо всем забывает, как и я, с физикой… – детская ручка нажала на звонок, Инге вздрогнул:

– Здравствуйте, господин учитель, – затарахтела девчонка, – я домашнюю работу сделала, в курятнике убралась, папа с мамой отпустили меня поиграть. Вы в Осло ездили… – она склонила набок льняную голову, – вы видели его величество… – вся гимназия считала, что Инге на короткой ноге с правителями страны:

– Особенно, когда они услышали, что покойный монарх навещал меня в Лондоне… – каждый новый класс, первым делом, требовал от Инге рассказать историю встречи с королем. Он потянул из кармана пиджака леденец, в полосатой обертке:

– Видел, конечно… – Инге вручил девочке конфету, – он просил передать, что доволен тобой, фрекен Нильсен… – девчонка, не удивившись, захрустела подарком:

– Я хорошо учусь, – гордо сказала она, – господин Эйриксен, а кто у вас родится, мальчик или девочка? Мы на кружке спрашивали у госпожи Сабины, а она ответила, что не знает… – оттолкнувшись от мостовой, Инге развел руками:

– И я не знаю, милая, и даже доктор, в больнице. Осталось немного подождать, всего месяц… – девчонка крикнула вслед:

– Может быть, сразу двое, как у моей мамы… – она закатила глаза, – и оба сорванцы, каких поискать… – близнецы Нильсены пока в школу не ходили, но Инге слышал об их проказах. Насвистывая, он катил к дому:

– Не двое, в этом доктор уверен… – Инге быстрее закрутил педали, – а если что-то случилось, если Сабина себя плохо почувствовала, после нашего разговора… – по спине пробежал неприятный холодок. До больницы Инге было четверть часа езды:

– Дом ближе, – решил он, – если Сабины нет, я сразу помчусь в госпиталь… – телефоном квартиру не снабдили. В Рьюкане вообще было мало домашних аппаратов. В городе стояло несколько будок, для местной связи. В Осло звонили с почты, а за границу надо было отправлять телеграмму:

– Но почта закрылась… – краем глаза Инге взглянул на часы, – четверть седьмого на дворе… – сначала он увидел холеного кота, припавшего к белой лужице, на мостовой. Кот принадлежал их соседке, вдове городского пастора, умершего до войны:

– Ты что нашел, – рассмеялся Инге, – а, понятно. Кто-то разлил сметану… – семейный форд и велосипед Сабины стояли на месте. Притормозив, Инге спрыгнул на тротуар:

– Она дома, сейчас я ее увижу, – повторял себе юноша, – откроется наша дверь, Сабина выглянет на улицу… – на улицу выглянула госпожа Ленсен, вдова священника. Подкрашенные синькой кудряшки подпрыгнули:

– Господин Эйриксен… – она протягивала через калитку знакомый Инге жестяной бидон, – может быть, в Британии и принято мусорить на улице, но Рьюкан гордится чистотой… – старуха приподнялась на цыпочках:

– Оскар, мальчик мой, не смей трогать сметану, она грязная… – Инге обернулся. Телефонная будка торчала на углу, он нащупал в кармане медь. Юноша слушал длинные гудки:

– Снимите трубку, вы приемный покой больницы… – дежурная медсестра уверила его, что госпожа Эйриксен в госпиталь не приходила:

– И ее туда не привозили… – Инге стиснул руку в кулак, – что случилось, где она… – старушка Ленсен, наконец, загнала кота в квартирку:

– Госпожа Ленсен, – вежливо поинтересовался Инге, – вы не заметили, когда Сабина выронила бидон… – пожилая женщина поджала губы:

– Нет. Я пила кофе, с коврижкой, и увидела на улице прокатную машину. Должно быть, туристы заплутали. Я хотела выйти, напомнить, что парковка разрешена только жителям Рьюкана, но по радио началась кулинарная программа, пятичасовая…

Инге нагнулся к серому булыжнику. Среди камней лежала картонка, с крохотными, перламутровыми пуговицами:

– Сабина хотела купить именно такие, для кофточек малышу… – он заставил себя дышать спокойно:

– Это русские, сомнений нет. Господин Андреас решил, как говорится, взять меня не мытьем, так катаньем. Он пожалеет, что перешел мне дорогу… – приняв бидон, поблагодарив старуху, Инге вкатил велосипед с багажом в прихожую. Сабина не выключила радио, на диване лежал толстый том:

– Книга о средневековой Норвегии, она выписывает новые слова в тетрадь… – Инге нашел тетрадь рядом с шерстяной кофточкой, цвета морской волны:

– Цвет пойдет и мальчику и девочке, и темноволосому и рыженькой… – вспомнил он веселый голос жены. В кухонной раковине стояла недопитая чашка чая:

– Нельзя терять времени… – Инге быстро натянул свитер, – они ее никуда не увезли. Сабина в округе, они будут шантажировать меня ее жизнью, жизнью малыша… – он подумал о полиции, о звонке тете Марте:

– Все потом. Сначала Сабина и ребенок… – мотор заурчал. Включив фары, Инге погнал форд к западному выезду из города. Машина исчезла в огненном закате, повисшем над серпантином горной дороги.

Приехав летом в Рьюкан, Инге и Сабина успели побродить по окрестностям. Муж показал ей бывшую усадьбу Эйриксенов, на озере Мьесен, водопады, узкоколейку, ведущую к озеру Тинн, партизанские пещеры.

Несмотря на кромешную тьму, Сабина знала, где она:

– Здесь лежал раненый дядя Степан. В ущелье Инге стрелял в его близнеца, служившего в армии Власова. Покойный дядя Питер прилетел сюда с диверсионной миссией, они взрывали завод тяжелой воды. Самолет приземлился в лесах, неподалеку от заброшенных рудных промыслов… – они с Инге навестили старинные рудники, обросшую лишайником церквушку. По преданию, храм возвел ярл Алф, после крещения:

– Меч Сигурда, сына Алфа, из рода Эйрика… – вспомнила Сабина, – Инге смеется, что он тоже родственник дяде Теодору. В здешних местах половина семей с этой фамилией… – несмотря на трудный язык, книга прошлого века, взятая Сабиной в городской библиотеке, оказалась интересной. Местный пастор собрал средневековые легенды о здешней округе. Сабина читала о брате ярла Алфа, Хаконе Эйриксене, правителе Норвегии:

– Когда ярл Алф умер, Хакон изгнал из страны его младшего сына, Сигурда, хотя он был еще подростком. Старшие сыновья Алфа родились от первого брака, а Сигурд и его сестра, Сигне, от второй жены Алфа…

На шестом десятке лет, Алф привез себе жену из набега на Британию:

– Она была намного младше, христианка. Из-за нее Алф и крестился… – ярл выстроил церковь в благодарность за родившихся в новом браке детей:

– В храме находилась вырубленная ярлом, замечательная по мастерству, деревянная скульптура Спасителя. Образ украсили реликвиями, доставшимися Алфу, золотым венцом и поясом. Вещи изготовили в Константинополе. Уплывая на восток, Маргарет взяла семейные ценности…

Венец и пояс Сигурд увез на Русь.

Юноша стал воином, в дружинах князя Ярослава Мудрого и его сына Всеволода:

– Сестру его, Сигне выдали замуж в Исландию, однако брак был неудачным. Она встретила сына Лейфа Эриксона, Торкиля. Торкиль и Сигне полюбили друг друга,