– Нога стала беспокоить?

– Про ногу она ничего не говорила. У нее прихватило горло.

– Как вы сказали?!

– Мне это тоже показалось не заслуживающим внимания, хотя, конечно, я пообещала сообщить вам, когда вы вернетесь. Но у нее был испуганный голос, она все жаловалась, что давит в горле…

– Так, и что дальше?..

– Поэтому я пообещала связаться с вами немедленно. Она положила трубку. Я позвонила в ресторан, но вы уже ушли. Тогда я позвонила домой доктору Майерсу, но никто не ответил. Я велела оператору дозваниваться. С полчаса назад позвонила подруга мисс Сойер, некая Мардж Хадсон. Она сказала, что мисс Сойер пошла спать и, судя по всему, заснула, но мисс Хадсон не понравилось, что мисс Сойер мечется во сне, как будто ее мучает очень тяжелый кошмар, а особенно ей не понравились шумы в горле, как будто мисс Сойер трудно дышать. Мисс Хадсон сказала, что внимательно осмотрела шею спящей мисс Сойер и ей показалось, что шея распухла. Я уверила ее, что как могу стараюсь связаться с вами, и на этом разговор закончился.

– Это еще не все?

– Да, доктор. Минуты за две до вашего возвращения телефон снова зазвонил. Сначала казалось, что нет соединения. Я уже хотела положить трубку. Потом послышались короткие булькающие звуки. Сначала тихо, но все громче. Вдруг прорвался голос – мне показалось, это кричала мисс Сойер. Вроде всего два слова, но мне не удалось их разобрать – крик был такой громкий, что даже не выдержал и отключился телефон. И больше ничего не было слышно, хотя я ждала и повторяла: «Алло, алло». Доктор Баллард, это бульканье… Будто на том конце провода кого-то душат, медленно-медленно…

Доктор Баллард схватил медицинскую сумку и помчался к машине. Для врача он водил довольно неплохо, а сегодня еще и очень быстро. До реки оставалось квартала три, когда впереди зазвучала сирена.

Дом, где снимала квартиру Нэнси Сойер, стоял в конце короткой улицы, завершающейся высоким бетонным парапетом с металлическим забором, сразу за которым текла река. Сейчас у забора стояла пожарная машина и сквозь легкую дымку воздуха шарила по обрыву поисковым прожектором. Рядом с прожектором маячила пара фигур в блестящих черных куртках. Выскочив из машины, доктор Баллард услышал крики и звук мотора, похоже лодочного. Секунду поколебавшись, он побежал в дом.

Вестибюль был пуст, отсутствовал даже консьерж. Баллард побежал к открытым дверям лифта. Лифт оказался автоматическим. Баллард нажал кнопку с цифрой двадцать три.

В коротком коридоре на двадцать третьем этаже отворена была только одна дверь. У порога его встретила Мардж Хадсон.

– Она выпрыгнула?

Девушка кивнула:

– Ищут тело. Я тут присматриваю за ними. Заходите.

Мардж провела врача в темную спальню. Диван-кровать, разметанное постельное белье, телефон на тумбочке. Через большое створчатое окно, распахнутое настежь, в комнату вливался речной воздух. Они подошли к окну и посмотрели вниз. Описывающая круги лодка казалась игрушечной. Прожектор лодки и прожектор пожарной машины рыскали по темной воде. Снизу едва слышно доносились голоса и пыхтение мотора.

– Как это случилось? – спросил Баллард девушку, стоявшую у окна.

– Она лежала в постели, а я наблюдала за ней, – ответила Мардж Хадсон, не оглядываясь. – Минут через двадцать после того, как я позвонила вам домой, ей стало хуже. Дышала она все труднее. Я попыталась ее разбудить, но не смогла. Пошла на кухню, чтобы наполнить льдом пакет. Задержалась дольше, чем рассчитывала. Потом услышала шум, который поначалу не связала с Нэнси. А когда поняла, что она задыхается, кинулась обратно. Как раз в этот момент она страшно закричала. Я услышала, как что-то упало – наверное, телефон, – потом шаги и звук открываемого окна. Когда я вбежала, она стояла на подоконнике в ночной рубашке, схватившись руками за горло. Не успела я к ней приблизиться, как она прыгнула.

– Вечером она жаловалась на боль в горле?

– Да. Шутила, что болезнь с ноги перекинулась на шею. Нэнси пыталась дозвониться вам домой, но неудачно. Тогда она приняла аспирин и легла спать.

Доктор Баллард включил стоявшую у кровати лампу, достал из кармана коричневый конверт, вынул снимок и направил его на свет.

– Вы сказали, перед самым концом она кричала, – дрогнувшим голосом произнес он. – Какие-то конкретные слова?

Девушка ответила не сразу.

– Точно не скажу, – медленно проговорила она. – Фраза резко оборвалась, как будто кто-то стиснул Нэнси горло. Но мне кажется, было два слова: «Рука» и «Бет».

Взгляд доктора Балларда перескочил на стоящую на комоде фотографию с насмешливым лицом, потом вернулся к призрачным черно-белым разводам на снимке, который он держал. У него дрожали руки.

– Все никак не найдут, – произнесла Мардж, продолжая смотреть на воду и кружащую по ней лодку.

Доктор Баллард с недоверием всматривался в рентгеновский снимок, словно силился пристальным взглядом заставить исчезнуть то, что он видел. Но это было невозможно. Изображение оставалось вполне разборчивым и недвусмысленным.

Там среди черных и серых пятен просматривались кости ноги Нэнси Сойер, а глубоко под кожей и мышцами их крепко сжимали тонкие кости человеческих пальцев.

Профессор Макс Редфорд открыл матовую стеклянную дверь приемной и позвал меня. Я с нетерпением последовал за ним. Когда ведущий врач одного из крупнейших медицинских институтов Америки приглашает корреспондента научно-популярного журнала, не объясняя причины, есть из-за чего войти в азарт. Особенно если этого врача прославили невероятные, хоть и подкрепленные фактами, открытия. Я помнил кроликов с такой сильной аллергией на свет, что их кожа, с которой удалили мех, покрывалась волдырями даже от слабых солнечных лучей. И кардиологического больного, у которого под гипнозом нормализовалось давление. И грибок, поедавший тромбы в сосудах мозга живых животных. Добрая половина моих статей о медицине была посвящена Максу. Мы уже несколько лет близко дружили.

Пока мы торопливо шли по коридору, он неожиданно спросил:

– Что есть смерть?

Такого вопроса я не ожидал и удивленно покосился на него. Макс шел, склонив свою вытянутую голову с коротко стриженными седеющими волосами. Глаза за толстыми стеклами очков лучились. Он улыбался.

Я пожал плечами.

– Сейчас покажу, – сказал Макс.

– Что?

– Сам увидишь.

– Сюжет из этого выйдет?

Он помотал головой:

– Прямо сейчас я не хочу огласки. Ни широкой, ни даже среди коллег.

– Но когда-нибудь…

– Это будет сенсация.

Мы вошли в кабинет. На диагностическом столе дремал мужчина, от пояса до пят накрытый простыней.