Короче, поднатужился, вспомнил.

По телеку, вот где. Тетки испанские плясали, отщелкивалипальцами. Ну, не пальцами, а там у них такие костяные стукалки, как их, блин.

Костольеты, что ли.

Вспомнил – и тут уж окончательно пришел в себя. Задумался,что за комната такая, да почему он в койке лежит, и что это за хреновина, откоторой к его руке шланг тянется.

Но голову ломал недолго. Пришел бородатый врач и всё Серомуразъяснил.

Что автобус, на котором он ехал, грохнулся. Что Серому и ещекакому-то пацану повезло, а всех остальных пришлось с асфальта соскребать.

Неужто мы об стеклянный столб так приложились, хотелспросить Серый, но тут доктор велел ему разинуть рот и высунуть язык – особо непобазаришь.

– Ты Сергей Дронов, правильно? –говорил врач, давя навысунутый язык ложкой. – Так в студенческом билете сказано. Нашли твой адрес,позвонили. Там какой-то мужик пьяный. Отец что ли? Или сосед?

Когда бородатый вынул ложку, Серый хмуро ответил:

– Отчим.

То-так то-так, то-так то-так, постукивали костольеты.

– Ну, а как общее самочувствие, везунок? Не мутит? В глазахне двоится?

– Да вроде нормально, – сказал Дронов и сдуру ляпнул простук в голове.

Врач сразу бровями зашевелил, придвинулся. Оттянул одновеко, потом другое. Крякнул. От бородатого несло водярой, вчерашнего распива.Этот запах Серому был хорошо знаком.

– Стук, говоришь? С эхом или нет? Хм. Не нравится мне это.Энцефалограмму мы тебе сделали, вроде бы проблем нет. Но с психикой шуткиплохи. Такая авария это, брат, не комар чихнул. Провериться надо. Кости-мышцы утебя целы, внутренние органы тоже, ушиба головы нет, так что мариновать тебяздесь незачем. После обеда перевезем тебя в Бузыкино, в психоневрологическуюбольницу. Там с тобой поработают специалисты, обследуют. Мало ли что.

И давай в тетрадке строчить, только ручка заскрипела.

Серого аж в холодный пот кинуло. Слыхал он про бузыкинскуюпсихбольницу. Рожнов там в ЛТП две недели отмокал. Говорит, хуже, чем зонастрогого режима. Санитары резиновыми палками по почкам лупят, кормят помоями, ачуть пикнешь – могут засадить хоть на десять лет, без суда, без помиловки. Апацаны рассказывали, что в Бузыкине над психами опыты ставят. Типа вколютнормальному человеку, ну, может, немножко нервному, какую-нибудь хренотень илитаблетками потравят, и он становится на всю жизнь идиотом. Да Серый и сам, ещекогда маленький был, лазил в дурдом через забор – на психов поглядеть,похохотать. Ходят там доходяги в драных халатах, кто руками машет, кто плачет,кто волосы себе ерошит. А раньше, наверно, были люди как люди.

– Может, тебе курс укольчиков пропишут. Или таблеточекпоглотаешь. Слуховые галлюцинации – это, Сережа, серьезно, – строго сказалбородатый, закрывая тетрадку с приговором.

Как услышал Серый про укольчики-таблеточки, сердце от ужасачуть из груди не выпрыгнуло.

И стук в башке перешел со спокойного «то-так то-так, то-такто-так» на пулеметно-быстрое «токо-так, токо-так, токо-так».

– Не поеду в Бузыкино! – выкрикнул он. – Не имеете права!

Врач очень медленно поднял голову.

– Чтооо тыыы скаазааал? – протянул он чудным голосом –лениво-прелениво, врастяжечку.

– Нормальный я! И ничего у меня в башке не стучит!

(Это Серый наврал, костольеты молотили вовсю, будто целыйтабун лошадей отстукивал по мостовой коваными копытами).

– Э-э-э-э-э, брааат, даа у-у теебяаа ещёоо и реечьнарууушенааа, – пропел бородатый и плавно, будто в такт тягучей песне, покачалголовой. – Ниичевооо нее поняатноо. А-а что-то это тыы такоой блеедны-ый?Нуу-кааа дай-кааа пуульс.

Торопиться ему, паразиту, похоже, было некуда. Он оченьмедленно взял Серого за руку и потом ужасно долго пялился на циферблат часов.

Серый не выдержал, тоже на часы посмотрел. Удивился. Врачбыл мало того что вялый, но еще и тупой. Никак не мог врубиться, что часы унего сломаны. Секундная стрелка ни хрена не двигалась. То есть двигалась, ноеле-еле, от одного перескока до другого можно было до десяти досчитать.

Посмотрел Серый на урода, от которого сейчас зависела егосудьба, и увидел, что у бородатого ползут вверх брови, поднимаясь всё выше ивыше.

– Скоолькооо?! Теень-теерее-теень, – протянул он. – Чтоозаа… – И не договорил, стал подниматься со стула, неспешно так. – Нуу-каа,откииньсяаа, леежиии ии нее шеевелиись. Яаа сейчаас! Тыы толь-коо деержиись,нее отруубайсяа!

И побежал к двери, но тоже как-то по-уродски. Поднимет ногу,подержит на весу, опустит. Вроде спешит человек, а сам еле ноги переставляет.Вот кого по-хорошему в дурдом бы отправить.

Короче, свалил бородатый. Наверно, чтоб Серого поскорей впсихушку отправить.

Тут лоховаться было нельзя. Как только дверь за докторомзакрылась, Серый вскочил с кровати и рванул к окну.

Ништяк, первый этаж.

Дернул раму. Она, видно, совсем старая была, ветхая –слетела с петель. И стекло посыпалось. Ну и хрен с ним!

Был Серый в трусах и больничной рубашке. По улице особо непройдешься. А что делать?

Надел он казенные клеенчатые шлепанцы, чтоб об осколки необрезаться. Подоконник накрыл одеялом.

Прыг-скок, и оказался снаружи. Вроде никто не видел.

Через больничный двор еле-еле полз грузовик.

Серый, согнувшись, припустил вдоль длинного корпуса.

Потом – рывок через газон к забору. Подпрыгнул – удачно так,с первой попытки за кромку ухватил. Легко перемахнул на ту сторону, спрыгнул натротуар и только тогда перевел дух, съехал с нерва.

Хрен вам, а не Бузыкино.

И костольеты тоже успокоились, отстукивали уже не«токо-так», а прежнее неторопливое «то-так, то-так».

Уф!

Теперь надо было прикинуть, куда податься.

Домой бы. Одеться по-нормальному и ноги уносить, пока избольницы не приехали в психушку отправлять.

Но дома отчим.

Как быть?