холму в Академии Адамса. Видимо, отец решил использовать опыт службы в военно-воздушных силах, чтобы превратить меня в мужчину.

Турник для подтягивания установили в дверном проёме гардеробной уже на следующий день. В тот вечер отец вернулся домой и, не снимая свой офисный костюм и галстук, подтянулся при мне один раз, чтобы показать пример.

«Только один раз? Даже я смог бы больше. Вот десять – совсем другое дело!» – цинично подумал я.

Как и раньше, до этого раза, в самом начале моих подтягиваний появился уже знакомый прилив сил. Показалось, что в зеркале напротив я увидел, как мой торс удлиняется, а руки становятся толстыми, словно тяжёлые мотки проводов. Подтянувшись четыре-пять раз, я буквально пришёл в восторг – от того, какой я сильный! Но в промежутках между подтягиваниями я висел всё дольше и ниже, прежде чем попытаться подтянуться вновь. Казалось, что штанга поднималась куда-то вверх над моей головой.

Попробовал разный хват – держась ладонями внутрь и наружу – чтобы понять, как будет легче. Никак! К девятому подтягиванию мои поджилки тряслись. Десятое подтягивание мне не удалось – я беспомощно свалился на пол. Теперь чувствовалась обида и злость на отца. Я вдруг решил, что никогда больше не хочу подтягиваться.

– Неплохо, – ободрил отец. – Совсем неплохо. Я не думаю, что сам смог бы сделать больше десяти.

Мой отец не считался спортсменом. Хотя ездил каждый год кататься на лыжах и иногда по воскресеньям брал меня с собой на теннисные матчи, где больше общался со своими друзьями, чем тренировался. Пока он играл с ними, я несколько минут отбивал шарик от щита – до тех пор, пока все шарики не перелетят через забор в ядовитый плющ. Тогда я садился на одно из садовых складных кресел и читал книжку, пока старшие не закончат «играть». Становилось сложно сосредоточиться на тексте, слыша, как они ругаются на идише и перешёптываются, гогоча (видимо, говоря то, что я не должен услышать). Иногда мужчины смотрели в мою сторону. Мне казалось, что они задаются вопросом: почему отец привёл меня сюда? Поэтому я прищуривался, глядя на них, а затем вчитывался в свою книгу так усердно, как только мог. Интересно, папа рассказал им о том спортивном режиме, что разработал для меня? На всякий случай я попытался сесть как можно выше в неудобном зелёном кресле.

Мама же, напротив, живо и регулярно занималась спортом, подбадриваемая убедительным, жизнерадостным голосом Джека Лаланна, ведущим из телевизора. Папа называл подобные занятия «женское техобслуживание». Такие упражнения мужчина ни за что не стал бы делать (если бы вообще стал делать хоть какие-нибудь!). Это пренебрежительное отношение не мешало отцу пристально рассматривать женщин в спортивной одежде.

– Выглядит подтянутой, – говорил он нам, подмигивая, когда мы шли по улицам Чаппакуа в выходные дни. Или задавал нам с Тимом риторический вопрос: – Стройная, да?

* * *

Наблюдая, как бреется отец, я внимательно его осмотрел, чтобы понять, в чём разница между его торсом и моим. Отец всегда говорил, что в детстве выглядел таким же тощим, как и я. Но теперь, когда стукнуло «уже за сорок» и отец нагулял жирок, трудно представить, как он выглядел в детстве. Каждый раз, когда он рассказывал, насколько худым был раньше, я просто отказывался в это верить. Означает ли это, что в школе над ним так же издевались? Была ли у него внутри эта незаживающая рана? Не от этого ли он пытался защитить меня?

Через несколько месяцев я уже мог переварить шоколадный коктейль без тошноты и подтягивался десять раз подряд. Я терпел боль в запястьях и предплечьях и каждый день боялся, что мои мышцы свело навсегда. Но, казалось, заметной прибавки в весе у меня так и не произошло. Каждые несколько дней родители взвешивали меня на весах в ванной, как боксёра перед боем, но стрелка едва перевалила за пятьдесят фунтов[6]. Из-за этого они каждый раз лишь сокрушённо качали головами. Отец снова повторял одну из своих любимых мантр: «Аппетит приходит во время еды», как будто это изречение волшебным образом могло вдруг стать правдой просто от постоянного повторения.

Отсутствие прогресса меня тоже обескураживало. Идея набрать вес принадлежала не мне, но раз уж я прилагал усилия, а изменений всё не было – то какой тогда во всём этом смысл? Может быть, мне стоит прекратить упражняться и просто делать то, что я хочу? Когда я предложил эту идею отцу, он лишь удивлённо взглянул на меня, как бы говоря: «Сдаться? Как можно сдаваться, если мы только начали?!» Разочарование отца заставило меня вновь захотеть следовать программе, чтобы доставить ему удовольствие: суметь жить более полной жизнью, о которой он и мечтал для меня.

И всё же я до сих пор сомневался, что я на самом деле настолько худой, как все считают. Когда я оставался один в своей комнате, то садился на край письменного стола и расстегивал рубашку, а затем нагибался вперёд, прижимая грудь к коленям. Согнувшись пополам, я хватал складку на животе и защипывал её пальцами. Толщина складки подтверждала, что проблема с моей худобой существовала в основном в умах тех, кто меня окружал.

В воскресенье вечером после упражнений папа отвёл меня в сторону и сообщил, что мама договорилась о специальном приёме у доктора Брюэра, моего ортодонта.

– Возможно, он сможет сделать точный прогноз относительно твоего веса, чтобы мы смогли понять, что ещё можно сделать.

– А при чём тут зубы? – удивился я.

– Он утверждает, что есть инструменты для измерения длины корней зубов, которую затем сравнивают с длиной костей. По крайней мере в теории звучит так. Исходя из полученных цифр, он сможет сделать прогноз. Как по мне, так это чепуха. Но твоя мать верит в это, – пожал плечами отец, пытаясь объединить нас, мужчин, общим скептицизмом. Очевидно, что уровень вмешательства в мой организм начал повышаться – по сравнению с усиленным питанием и гимнастикой. От такого внимания я занервничал и почувствовал себя уязвимым.

Через несколько дней мы с мамой поехали в Оссининг, в лучшей части которого всё ещё располагались кабинеты врачей и кинотеатры, а не заброшенные здания и руины. Доктор Брюэр был крупным округлым мужчиной с вьющимися волосами, едва прикрывавшими его большую голову, с которой вечно стекал пот. Он говорил о процедурах шаг за шагом (при этом не глотая слюну, отчего та издавала свистящий звук). Несколько месяцев назад мне установили брекеты, и ночью я спал со своей кошмарной пластинкой-ретейнером, а ее маленькие резинки-фиксаторы выпадали