Современная пандемия

Третья пандемия бубонной чумы началась в китайской провинции Юньнань предположительно еще в 1855 г. В 1894 г. очередная волна докатилась до Кантона (нынешний Гуанчжоу), Макао и Гонконга. Так же, как и десятью годами ранее, во время эпидемии холеры в Египте, чтобы выяснить причины разразившейся катастрофы, несколько стран отправили в Китай команды микробиологов. Перед ними стояла задача выявить возбудителя заболевания, понять его эпидемиологию и предложить средства, способные предотвратить дальнейшее распространение инфекции. В июне 1894 г. двое микробиологов-конкурентов, Александр Йерсен (1863–1943) из Франции и Китасато Сибасабуро (1853–1931) из Японии, независимо друг от друга и почти одновременно выявили патоген, вызывающий бубонную чуму, – бактерию Yersinia pestis. Однако само по себе это значительное научное открытие не привело к появлению лекарства, методов профилактики или целесообразной стратегии здравоохранения. Пароходы, выходившие из Гонконга, быстро доставили бактерию на восток, запад и юг, в крупные портовые города по всему миру.

С 1894 по 1900 г. чума распространилась на восток до Кобе и Нагасаки в Японии, перебралась через Тихий океан в Манилу, Гонолулу и Сан-Франциско, обогнув мыс Горн, попала в Сантус, Буэнос-Айрес, Гавану, Новый Орлеан и в Нью-Йорк. Одновременно она распространялась на запад и юг, достигла Сиднея, Бомбея (современный Мумбаи), Кейптауна, проникла на Мадагаскар, в Александрию, Неаполь, Порту и Глазго. В этом смысле третья пандемия стала первой по-настоящему мировой, или океанской пандемией, которая затронула все пять континентов через основные порты. Транспортная революция, в результате которой началось развитие пароходства и железных дорог, радикально ускорила все перемещения и помогла чумной бактерии впервые достигнуть берегов Америки.

Эта третья, современная пандемия распространялась совершенно иным путем, нежели Юстинианова чума или Черная смерть. Первые два раза патоген провоцировал крупномасштабные эпидемии в портах, где появлялся с мигрирующими крысами и их блохами. Затем заболевание неумолимо расползалось вглубь по суше, перебиралось по рекам, используя внутреннее судоходство, и вызывало чудовищную смертность среди представителей всех классов, рас и религиозных конфессий. Опустошив регион, первые две пандемии отступили. Океанская же развивалась совсем по-другому. В отличие от предшественниц современная чума распространялась по социальным слоям неравномерно и массовой смертности не провоцировала. В индустриальном мире, прибыв в крупные морские порты, инфекция вызывала лишь незначительные вспышки. Часто они не сходили на нет за один сезон, а продолжали тлеть. Характерной особенностью было то, что болезнь медленно распространялась на протяжении нескольких лет, не перерастая в масштабное бедствие и не провоцируя сильных вспышек.

Наглядный пример тому в Европе – португальский город Порту на берегу Атлантического океана, в индустриальном мире пострадавший от чумы больше всех. Болезнь нагрянула в Порту в начале июня 1899 г. вместе с тканями и зерном, доставленными из Индии через Лондон, Ливерпуль, Гамбург и Роттердам. Переносчиками инфекции были блохи, гнездившиеся в одежде пассажиров и в шерсти корабельных крыс. Поэтому первыми жертвами чумы в Португалии стали портовые рабочие, выгружавшие бомбейский товар. О начале эпидемии было объявлено 5 июня, но чума оставалась в городе больше года. Однако, в отличие от Черной смерти, современная чума в Порту атаковала только перенаселенные кишащие паразитами трущобы в центре города. Кроме того, она не переросла в крупную неконтролируемую эпидемию и, как заметил хирург Фэрфакс Ирвин из Морской больничной службы США, распространялась «на удивление медленно»{171}. С августа и до конца года она поражала в среднем не более десяти человек в неделю, и всего 40 % из них погибали. В феврале 1900 г. португальское правительство поспешило объявить, что чума покинула город, однако и летом, и осенью случаи заражения регистрировались хоть и не часто, но регулярно.

По сравнению с индустриальным Западом, на Востоке – в колониальном мире Китая, на Мадагаскаре, в Индонезии и прежде всего в британской колонии Индии – третья пандемия обернулась бедствиями совсем другого масштаба. Там случилась катастрофа, сравнимая с визитом Черной смерти: массовая гибель, опустошение, бегство, экономический крах, рост социальной напряженности и внедрение драконовских противочумных мер, придуманных в эпоху Возрождения. Итак, третья пандемия в разных странах причинила разный ущерб, потому что прошла по международным линиям разлома, обрушившись на регионы, где царили бедность, голод и обездоленность. С момента прихода чумы в 1894 г. в Северной Америке погибло несколько сотен человек, в Западной Европе – несколько тысяч, в Южной Америке – около 20 000 человек. А на противоположной стороне спектра оказался наиболее пострадавший из всех регион – Индия, на которую пришлось 95 % общемировой смертности от чумы, пока наконец третья пандемия не утихла. Из-за Y. pestis страна потеряла 20 млн человек, летальность достигла там 80 %. По причине специфического распространения и национальной коннотации западные эксперты того времени называли третью пандемию восточной чумой и азиатским мором.

Так же неравномерно современная чума отразилась на разных экономических стратах. В некоторых городах и странах она поражала не всех без разбору, а явно предпочитала беднейшие слои населения. В Маниле, Гонолулу и Сан-Франциско от чумы больше других пострадали японские рабочие и китайские «кули», занимавшиеся низкооплачиваемым, не требующим специальной квалификации трудом. В Бомбее, оказавшемся эпицентром катастрофы, смертность от чумы среди европейцев была незначительной, но трущобы с их «коренным» населением – индуистами, мусульманами и в меньшей степени парсами – болезнь буквально опустошила. Закономерным образом в числе наиболее пострадавших районов Бомбея оказались те, что славились антисанитарией и нищетой: Мандви, Дхобиталао, Каматипура и Нагпада. В этих кварталах чума свирепствовала, особенно среди индуистов нижних каст. «Другой Бомбей» – богатый, изысканный, пересеченный широкими бульварами – она в общем-то пощадила. Там смертность внутри крошечной группы индийской элиты (торговцев, банкиров, промышленников и высококвалифицированных специалистов) была не выше, чем среди местных европейцев.

Столь явная этническая избирательность чумы подкрепила расистские представления, царившие в медицине. Врачи и органы здравоохранения утверждали, что болезни выявляют природное неравенство рас. Опуская ничтоже сумняшеся историю Юстиниановой чумы и Черной смерти, приверженцы этого взгляда настаивали, что будто бы у белых к этой болезни врожденный иммунитет. Те, кто разделял это мнение, считали чуму бедой темнокожих и нецивилизованных народов, а также европейцев, которым не посчастливилось жить в опасной близости к аборигенам. Если белые сами не испытывали судьбу, болезнь им не грозила. Так была узаконена расовая сегрегация.

Во главе угла стояло умозаключение, которое без конца твердила пресса: бедняки и заболевшие сами виноваты в своих медицинских бедах. Например, в одной газетной статье от 1894 г. писали, что Китай, откуда началась современная пандемия, был «непоправимо восточной страной», «самой грязной и скверной страной на всем земном шаре»{172}. Утверждалось, что «китаёзы», по сути, ведут патологический образ жизни – обитают в «гнездах» разврата, порока и грязи. Приверженцы подобных убеждений считали вполне закономерным, что Черная смерть, поразившая средневековую Европу, теперь, накануне XX в., обрушилась на Восток. По их мнению, чума началась из-за «полнейшего пренебрежения всеми санитарными правилами» и нежелания «хвостатых» проявить мудрость и «открыться навстречу западной цивилизации и просвещению»{173}. Согласно расхожим представлениям, Восток так ничему и не научился за прошедшие столетия и был катастрофически отсталым. Чем и обрек себя на тяжкое испытание, каким для Лондона в 1665–1666 гг. стала Великая чума, описанная Даниэлем Дефо. Будучи страной неразвитой и нехристианской, Китай «дорого поплатился за национальную нечистоплотность и недобросовестность»{174}.

Такое колониальное отношение породило самонадеянность в научных кругах. Международное медицинское сообщество сделало два обнадеживающих утверждения. Первое, что Европа и Северная Америка защищены от болезни благодаря цивилизованности и науке. Роберт Кох заявил, что чума всегда отступает перед достижениями цивилизации. Второе утверждение состояло в том, что даже на Востоке современные научные представления о чуме помогут колониальным властям одолеть ее, но только если малограмотные туземцы пойдут на сотрудничество. В 1900 г. главный санитарный врач государственной службы здравоохранения США Уолтер Вайман торжественно объявил, что наука обладает всеми необходимыми знаниями, чтобы искоренить эту болезнь. По его мнению, несостоятельность которого показали последующие события, «на примере этого заболевания мы наглядно видим, каких успехов добилась современная научная медицина. Мы узнали истинную природу этой болезни только в 1894 г. А уже сейчас ее причина, способ распространения и средства борьбы с ней известны науке доподлинно»{175}.

Решающую роль во всемирном распространении современной пандемии сыграл Гонконг – третий по величине порт в мире, связанный торговлей и миграцией с другими портовыми городами на всех континентах. Когда весной 1894 г.