должность брали исключительно женщин) дополняла сведения, полученные от пациента, осмотром дома, чтобы оценить его заселенность, здоровье всех жильцов и их финансовое положение.

Вооруженный этой информацией диспансер предлагал новому пациенту схему лечения. До 1940-х гг., когда наступила эра антибиотиков, при лечении туберкулезных больных врачи стремились воспроизвести основные принципы санаторной схемы, насколько это было возможно в условиях тесноты и бедности. Для этого применяли так называемое социальное лечение. В основе его лежал принцип, что возвращать пациента в те же антисанитарные условия, где он заболел, – значит подписывать ему смертный приговор. Сознательно воскресив доктрину общественной медицины, популярную в начале XIX в., диспансеры лечили не только отдельных пациентов, но и ту социальную, экономическую и материальную среду, в которой они погрязли.

Поэтому работники диспансеров прилагали все усилия, чтобы даже в самом переполненном доме обеспечить каждого туберкулезного пациента отдельной комнатой, где проживал только он. Подходящее помещение освобождали от всех предметов обстановки, собирающих пыль, нередко дезинфицировали, а постель больного для удобства сиделок ставили в центре. Самое главное, что окно, если оно вообще было, распахивали настежь, чтобы впустить в комнату свет и свежий воздух. Таков был городской вариант лечения на лоне природы, и на зиму диспансер обеспечивал пациента соответствующим постельным бельем. Кроме того, социальное лечение подразумевало, что у больного будет достаточно одноразовых плевательниц для мокроты, что его отучат кашлять, не прикрывая рот, что посещения и физические нагрузки будут ограничены и что пациенту подробно объяснят, зачем ему необходим длительный и полный покой в лежачем положении.

Если теснота или планировка не позволяли организовать такие условия, диспансер подыскивал более подходящее жилье, чтобы у пациента появился хотя бы шанс поправить пошатнувшееся здоровье. В аналогичных случаях, когда экономическое положение семьи не позволяло придерживаться лечебного режима, диспансер обращался к благотворителям, чтобы те помогли оплатить аренду жилья, выкупить заложенную одежду и мебель, рассчитаться с долгами. Сотрудники диспансера использовали свое влияние и для того, чтобы устроить на подходящую работу родственников больного туберкулезом и предотвратить их увольнение по причине недееспособности. Участковые медсестры следили за питанием больного, обеспечивали регулярную уборку помещения и приходили на дом, чтобы проверить температуру и пульс пациента.

Кроме того, социальное лечение предполагало и санитарное просвещение, чтобы пациенты и члены их семей знали, как себя защитить. Медсестры объясняли всем домочадцам больного, что за болезнь представляет собой туберкулез, и особенно упирали на опасность пыли и продуктов отхаркивания, следили, чтобы никто из членов семьи не оставался в комнате у больного надолго, убеждали их периодически посещать диспансер для обследования, потому что совместное проживание с туберкулезным больным чревато риском заразиться. А еще медсестры расклеивали агитационные плакаты, информировали пациентов о предстоящих лекциях и выставках под эгидой войны с туберкулезом и о соответствующих мероприятиях, которые устраивали департаменты здравоохранения и медицинские сообщества.

Профилактории

В начале XX в., чтобы усовершенствовать программу помощи бедным районам, диспансеры начали содействовать развитию новых сопутствующих учреждений, получивших название «профилактории». Медицинской основой профилакториям послужило недавнее открытие эпидемиологичности туберкулеза, сделанное благодаря кожной туберкулиновой пробе Коха. Несмотря на то что по итогам масштабной полемики в качестве лекарства туберкулин со счетов списали, в Прогрессивную эру он тем не менее стал общеприменимым средством диагностики латентного туберкулеза. Положительная проба была надежным признаком «угнетенного», но не вылеченного полностью заболевания. Массовое применение туберкулиновой пробы показало, что такая латентная форма болезни неожиданно широко распространена среди детей и что активная фаза туберкулеза у взрослых часто возникает не от первичного инфицирования, а от обострения болезни, которую человек незаметно подцепил еще в детстве. Как метко заметил лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине Эмиль фон Беринг (1854–1917), «туберкулез у взрослого человека – это всего лишь последний куплет песенки, первый куплет которой он услышал еще младенцем в колыбели»{163}.

Коль скоро источник мировой пандемии туберкулеза кроется в очаговых поражениях, полученных в детском возрасте, резонно рассудили педиатры, то эффективная стратегия противотуберкулезной кампании должна состоять в превентивной защите детей от первичного инфицирования, и, возможно, это даже позволит искоренить болезнь полностью. На тот момент достичь этой цели можно было двумя способами. Первый: свести к минимуму контакты уязвимых детей с зараженными туберкулезом родственниками. Для этого предлагалось отдавать детей под присмотр медсестер и воспитателей, а также в группы сверстников, прошедших карантин и точно здоровых. Второй способ: улучшать сопротивляемость детского организма путем укрепления иммунитета, полагаясь на достижения санаторных практик. В этом случае детей помещали в здоровую обстановку, хорошо кормили, рано укладывали спать. Дети выполняли специальный комплекс физических упражнений и вели активный образ жизни на свежем воздухе: учились в открытых помещениях, спали на верандах в любую погоду и участвовали в спортивных мероприятиях под открытым небом. За время, которое дети проводили вне дома, специально нанятые для этого медсестры успевали привести жилье, где проживал ребенок, в приемлемое санитарное состояние.

Прототипы будущей развитой системы профилакториев появлялись в разных странах. Например, самое первое учреждение такого рода было основано 1888 г. во Франции – Общество по борьбе с детским туберкулезом (Oeuvre des Enfants Tuberculeux), которое и стало внедрять концепцию детских противотуберкулезных программ. Другой пример – канадский санаторий в Сент-Агат-де-Мон, в народе известный как Дом отдыха Бремера, распахнувший свои двери в 1905 г. В обоих новаторских учреждениях исходили из принципа, что любое тяжелое заболевание повышает детскую восприимчивость к туберкулезу. Поэтому единственный способ защитить от него «немощных детей» – обеспечить им безопасное пристанище на время длительного выздоровления от других тяжелых инфекций, пока дети не поправятся полностью. Однако ни во французском, ни в канадском учреждении не занимались систематической профилактикой и не придерживались какой-то определенной медицинской философии.

Но благодаря двум этим организациям-прототипам специалисты поняли, что мероприятия по профилактике заболевания среди детей – ключевой инструмент в борьбе с ним. Решающую инициативу предприняли в США: в 1909 г. в новенький профилакторий в Лейквуде (штат Нью-Джерси) – «абсолютно уникальное учреждение», по мнению газеты The Nashville Tennessean, – прибыла первая группа из 92 детей. Начинание было громкое, поскольку его поддержали сразу несколько знаменитостей: филантроп Натан Штраус, промышленный магнат Эндрю Карнеги, фотожурналист и общественник-реформатор Якоб Риис, выдающиеся врачи Абраам Якоби и Герман Биггс, а также практически вся нью-йоркская пресса. Кто-то поддерживал инициативу, воодушевившись изобретением туберкулиновой кожной пробы, кто-то – из сострадания к нуждающимся детям, а кто-то – руководствуясь прагматическим соображением, что профилактика туберкулеза сэкономит массу ресурсов, ведь лечение взрослых в диспансерах и санаториях обходилось несоизмеримо дороже. Однако все сошлись во мнении, что экспериментальной школе-интернату на свежем воздухе для детей из бедных семей и из группы риска быть.

После открытия первого профилактория, который позже из Лейквуда перенесли в Фармингдейл, аналогичные учреждения стали появляться повсеместно, не только в США, но и за границей. Так арсенал средств, используемый в войне с туберкулезом, пополнился профилактикой, а к уже существующим учреждениям, санаториям и диспансерам, добавился новый институт. По мере распространения профилактории становились все более разнообразными. Большинство представляли собой школы под строгим медицинским руководством, но некоторые больше походили на летние лагеря, а Нью-Йорк мог похвастаться плавучими учреждениями дневного пребывания: специальные паромы катали манхэттенских детишек на однодневные прогулки по Нью-Йоркской гавани. В числе таких профилакториев на воде числились лагеря дневного пребывания Bellevue Day и Manhattan, которые отчаливали от четвертого пирса и предназначались для детей, лишенных возможности полноценно питаться или проживающих в условиях с высоким риском заражения туберкулезом.

Санитарное просвещение и правила здоровья

Просвещение населения не ограничивалось стенами диспансеров и профилакториев. Война с туберкулезом включала масштабные и непрекращающиеся мероприятия по формированию у людей санитарной осознанности, основанной на понимании опасности, исходящей от микробов. Ведущую роль играли общества по борьбе с туберкулезом, которым помогали муниципальные департаменты здравоохранения. На стенах железнодорожных станций, почтовых отделений, фабрик, больниц, школ, на боках автобусов и трамваев они расклеивали листовки с призывами не плеваться где попало и при кашле прикрывать рот. Чтобы объяснить столь пристальное внимание к плевкам, надо погрузиться в контекст того времени. В эпоху, когда сигары и жевательный табак были модным мужским атрибутом, заплевано было все, и особенно в США на протяжении Викторианской и Прогрессивной эпох. Чарльз Диккенс, посетивший Америку в 1842 г., был глубоко