Но тогда это были только подозрения.

Когда я окончательно понял, что заразился? В тот момент, когда до меня дошло, что безлунной беззвездной ночью я могу видеть не только очертания машин на шоссе, но и читать их номера и различать дорожные знаки.

«Москва – 60 км».

До Мирного оставалось еще несколько километров.

С момента укола прошло больше двух суток. Таков, видимо, инкубационный период, с учетом разных факторов типа моего состояния здоровья и места, где находятся ворота инфекции. Сначала появилось жжение – именно в том месте, куда воткнули шприц. Я списывал это на обычное воспаление – от грязи. Я забыл прижечь эту ранку, хотя собирался это сделать. Хотя не думаю, что это помогло бы. Вскоре жжение распространилось на всю грудь и спину. А мои глаза стали теперь не моими: зрение изменило перспективу, поменялось восприятие цвета… и я стал видеть практически без света.

Вот так номер… Я не привык себе врать. Поэтому подумал сразу о самом плохом.

Каким образом могла сохраниться активная культура мутагена? А черт его знает. Может, мой организм просто оказался восприимчив. А те, кто был невосприимчив, просто умерли после укола – от кровотечения из глаз и всех пор кожи. Теперь, когда лаборатория разрушена, можно ли быть уверенным, что больше никто не превратится в нечто подобное? Нет. В этом мире нельзя быть уверенным ни в чем.

В своем новом состоянии я не смог ехать на велосипеде. Просто не мог совершать нужные движения.

Я пошел пешком, понимая уже, что меняюсь. В ушах шумело. Но одновременно с этим мой слух обострился. Я слышал теперь тысячи звуков, которых раньше не замечал: от шорохов зверька, роющего землю ниже уровня почвы, до ультразвукового крика большого летуна, подобного тому, которого застрелили охотники Колосковы, прежде чем до них добрались «серые».

Но все это не так важно на фоне стремительно растущей температуры.

Сколько у меня осталось времени? Наверное, немного, считаные часы. Но я постараюсь использовать его по максимуму. Соображать трудно. Мешает проклятый жар. И все плывет перед глазами. Тело ломит так, будто его поджаривают на жаровне, или будто меня едят красные муравьи. В голове все время бьет африканский барабан-тамтам. И мысли путаются, разбегаются, становятся проще и конкретнее.

Возможно, я скоро превращусь в дикое животное. Возможно, в такое же полуразумное существо с интеллектом ребенка, как Большеголовый. А может, я просто умру, как остальные, но с задержкой – от анафилактического шока. А может, стану таким, как Вождь или как его подопечные. При любом раскладе у меня остались последние часы на то, чтобы обдумать вопрос, который меня волновал эти дни.

Скорее всего, мы все обречены. Поэтому никаких долгосрочных целей я давно не ставил. Мне хотелось знать правду, даже если она так чудовищна, что сожгла бы меня изнутри. Но теперь меня сжигает изнутри и снаружи нечто другое. А правда – я ее так и не узнал в полном объеме.

Да, в нашей стране велись эксперименты с вирусом. Но только ли у нас? Я не верю, что именно «наши» создали этот вирус. Вернее, что они были пионерами в этом деле. Левша подковал блоху. Но она после этого скакать перестала. В стране делали самые тяжелые жесткие диски весом в пятьдесят килограммов и емкостью пятьдесят мегабайт. «Наши диски действительно жесткие!». О каких нановирусах тут может идти речь? Никакой материальной базы для этого у нас не было.

Разве что нашли какой-то образец для изучения и реплицирования. И это уже не сказки.

Вирус мог быть ископаемым. В истории Земли чего только не было. Арктика и Антарктика – природные холодильники, где могло сохраниться что угодно. А земные недра – и того обширнее. Там есть и свои экосистемы, и вода, заполняющая трещины в граните на огромных глубинах. Во время бурения Кольской сверхглубокой скважины это было доказано. Да и в обычных каменноугольных пластах на глубине сотен метров находили вещи, которым лучше подошло бы слово «артефакты».

Воображение, подстегнутое горячкой, несет меня все дальше. Я думаю о «небесных камнях». Персеиды. Леониды… и другие метеорные потоки засеивают Землю тоннами породы каждый год, не говоря уже об обычной космической пыли. Самый крупный метеорит современности тоже упал не где-нибудь, а рядом с Подкаменной Тунгуской. Это неудивительно, учитывая площадь нашей страны – она самая удобная «мишень» после океанов. И в этих каменных пришельцах из космоса уже находили органические молекулы. Что если в этот раз нашли нечто большее? Прототип оружия, которое опаснее атомного.

Но и это еще не все. Слишком узконаправленными выглядят приобретенные изменения. Все они дают зараженным и их потомкам агрессивность, новые природные приспособления для охоты, крупный размер, выносливость и устойчивость почти ко всем вредным факторам. Что, если это не случайно? Что, если этот штамм – «подарок» нам с далеких звезд? Ящик Пандоры, удачно подброшенный нам с попутным метеоритом или кометой. Смертельная ловушка для дикарей.

Можно долго и нудно вылавливать индейцев по лесам и отстреливать из ружей. А можно прислать им зараженные оспой одеяла. Планета Земля чужакам, может, и не нужна. Но уничтожение человечества вполне могло входить в их цели. Просто на всякий случай. (И я не стал бы их теперь за это осуждать.)

Вот и всё. Большего мне, Николаю Малютину, кандидату биологических наук, аспиранту, не узнать, даже если бы у меня было в запасе еще двадцать лет. Да и не все ли равно? Мутанты выиграли эволюционное соревнование у обычной земной биоты. Не только из-за своей сопротивляемости радиации, но и благодаря более эффективному энергетическому обмену (да, они не мерзнут и не страдают от перегрева, есть у них и еще куча любопытных свойств, про которые можно написать десять монографий).

Все эти новые виды нестабильны, из рождающегося потомства едва ли не половина погибает сразу… или они стерильны, бесплодны – расплата за чехарду генов. Да, я не ходил в дальние путешествия. Но из того, что я наблюдал вокруг поселка Мирного, в окрестностях города Сергиев Посад, можно сделать некоторые экстраполяции. О том, что «новые» виды – как растения, так и животные – процветают и наверняка захватили всю земную поверхность. И мировой океан, скорее всего, тоже. А «старые» вымирают. Везде, кроме, быть может, некоторых узких ниш в виде глубоководных и подземных экосистем. Добавим сюда и те подземелья, которые создал сам человек… шахты и метро, разнообразные бункеры. Хотя это только мои гипотезы, но мне кажется, что там могли сохраниться и люди, и обычные животные.

Дарвину бы понравилось подтверждение его теории. Люди самоубились талантливо и со вкусом, а не глупо, от банальной ядерной зимы. Так и просится мотивирующая наклейка на стекло машины: «Подтвердили теорему Ферма – подтвердим и парадокс Ферми!».

Голые землекопы, вот мы кто. Странно, что Аристотель не додумался до такого определения. Есть… вернее, был… такой маленький грызун heterocephalus glaber. Этот вид семейства землекоповых не имеет шерсти. Тощие облезлые сморщенные твари, похожие на детенышей серой крысы. Эти животные образуют сложные социальные системы со строгой иерархией. Живут колониями, почти как у муравьев, где все обязанности строго распределены. Строят большие подземные сооружения. Живут долго, в их генах заложен уникальный потенциал. Но представители этого вида часто погибают от зубов себе подобных.