Да говорите уж как есть, бабуль. Затраханная. И на ногах почти не стоит. По этой же причине.

– Вообще-то не познакомились. Я вышла подышать воздухом и увидела беседку, а когда подошла ближе, то заметила в ней милую пожилую женщину...

– Кстати, про пожилых. Слабость у нее, ба, такая. Я по детям тащусь, а она по старикам. Вот это я понимаю подфартило! А то вы всё ноете с дедом, кто из нас с Яном вас докормит и допоит. Теперь вся надежда на нее, – довольно лыбится везунчик и прижимается ко мне. 

Мы переглядываемся с «ба» и тоже улыбаемся друг другу. 

– Меня Регина зовут, – представляюсь я.

– А меня Варя. Красавчика, – кивает она на своего мужа, рыбачащего на берегу, – Рем. Но близкие зовут его Рим. Мы дедушка и бабушка этого дрожащего охламона. 

– Приятно познакомиться, – говорю, сгорая от стыда.

Эрик поворачивается ко мне:

– Я замерз, Рин. Вечером сходим к родственникам на ужин, а сейчас пошли в дом? – Голос звучит мягко и шутливо.

– Сегодняшний ужин или перед отъездом? – уточняет бабушка.

– Постараемся сегодня, но это не точно. – Эрик чмокает старушку в щеку. – Деду привет. Я бы рявкнул ему, но он тебе потом на полдня заведет шарманку, что я всю рыбу ему распугал и сом с крючка сорвался. Десятикилограммовый. 

– Идите уже. А то простынешь. 

Я закусываю губу и почти всю дорогу до дома сдерживаю смех. 

– Ну что молчишь? – Эрик толкает меня локтем в бок.

– Ты и впрямь охламон, Багдасаров! Мог бы ведь и предупредить. Я попала в дурацкую ситуацию. Что теперь обо мне твоя бабуля подумает? 

– Что мне хорошо с тобой. – Он обнимает меня за плечи. – Они адекватные, а вот от отца и матери не жди подобного радушного приема и тепла в глазах. Оба сухари, и амбиций херова туча. Ну это и понятно, отец – глава большого бизнеса чуть ли не с пеленок, мать вечно на каких-то симпозиумах, состоит во всевозможных благотворительных организациях. Родители дома и не бывают толком. Но есть шанс, что в старости одумаются. Домик неподалеку Рим для них прикупил. 

– Хочешь сказать, что привез меня сюда, чтобы познакомить с родными? 

– Ага. Ну и еще соскучился по этим местам. Давно здесь не был. Дед, после того как закончил карьеру и на пенсию вышел, начал отстраивать поселок. Мы с Яном поначалу помогали.

– А дедушка с бабушкой знают, что тебе нужна новая операция? 

– Рим знает, а у бабули сердце пошаливает. Не будем ей ничего говорить. 

Мы возвращаемся в домик. Эрик снимает с меня ветровку и лезет холодными руками под футболку, вызывая рой мурашек на теле. 

– Ты все же удивительный мужчина...

– Почему? 

– Ну ладно, для всех остальных, может, и обычный, но для меня удивительный. 

– Почему? – настаивает везунчик, прижимая к стене.

– Ну хотя бы поэтому. – Опускаю глаза на его эрекцию. – Ты, может, вместо обезболивающего «Виагру» в себя закидываешь? Ну-ка, дай упаковку. Посмотрю, что ты там пьешь. 

– «Виагра», да? – улыбается Эрик, берет меня за руку и ведет к кровати, а когда я оказываюсь на ней, наваливается сверху. – Деда видела? Подумаю о допинге в его возрасте, а пока терпи. И грей меня. Я замерз.

– Я сбегу от тебя к волкам. 

– Ага, помечтай. – Он снова входит в меня резким толчком и запечатывает рот поцелуем. 

Я сопротивляюсь и пытаюсь выбраться, но только лишь для вида, а потом впускаю язык Эрика в свой рот, развожу колени шире и растворяюсь в запредельных ощущениях. 

– Эрик… – хриплю, когда он продолжает истязания, и впиваюсь пальцами в его шею. Хочу, чтобы посмотрел на меня.

Везунчик задерживает на мне мутный взгляд.

– На всякий случай хочу, чтобы ты знал... Вдруг я не доживу до утра... 

– Ну, – широко улыбается он и делает мощный, сильный толчок, выбивая из легких весь воздух. 

Господи, надеюсь, мои ноги не будут коромыслом после этой поездки? 

– Я люблю тебя… Мне хорошо с тобой… Очень хорошо.

Эрик замирает на доли секунд. Вид такой, будто я его по голове приложила. Неужели ему никогда не говорили этих слов? 

– Повтори, – шепчет он, отмирая.

Но я молчу, и везунчик начинает двигаться резче. Толчок. Еще. И еще, пока Эрик не выбивает новое признание, а потом впивается в губы, и я чувствую, что он кончает. Утыкается лицом мне в шею и тихо произносит что-то на непонятном языке, обжигая кожу горячим дыханием. 

Спустя пару минут, отдышавшись, Эрик поднимается с кровати как ни в чем ни бывало и идет в душ, а я остаюсь лежать со счастливой улыбкой на губах и дискомфортом между ног. Везунчик возвращается через десять минут. Я все в таком же неопределенном состоянии: не могу встать и полностью обессилена, в голове вата. Даже улыбку стереть с лица не получается. 

– Можно спрошу? Ты мне проклятия в шею нашептывал? Сколько мне осталось?

– Да, проклятия, – смеется он. – Удивительно, но за несколько дней, проведенных в домике, я еще ни разу не захотел тебя убить, – говорит, вытирая полотенцем влажные волосы. – Похоже, тебя надо почаще трахать.

– Наверное, поэтому у меня и не остается сил тебя бесить. Но вернемся к проклятиям. Так понимаю, это было ответное признание? На каком языке?

Эрик снова довольно лыбится. 

– Не скажу. Но подсказку дам: у деда как-нибудь спроси, откуда он родом. 

– А если он не скажет? 

– Тогда гугл тебе в помощь. Багдасаров Рем Израилевич. 

– Ты забрал у меня телефон. Я даже позвонить никому не могу!

– Он в кармане брюк лежит, лори. Возьми. Я тоже пойду сделаю пару звонков и немного поработаю. А вечером твоим любимым делом будем заниматься: выслушивать треп стариков об их насыщенной длинной жизни. Готовь уши. – Эрик подмигивает и идет к  сумке с ноутбуком. – Но сразу предупреждаю: с дедом лучше не пить. Я тебя потом обратно на себе не потащу с больной спиной. 

– У меня хоть спина и не болит, но взаимно. Учитывая твою комплекцию, я тебя тем более не дотащу. Но могу сгрузить у какого-нибудь дерева, может, волки тебе кое-что отгрызут, и ты станешь не таким опасным. 

Везунчик громко хмыкает, откладывая сумку с ноутбуком. Выпрямляется и опять подходит ко мне. 

– Отгрызут кое-что, да? – Он ехидно щурится.

– Нет, я больше не хочу. Иди работай, – с отчаянием в голосе стону я, натягивая одеяло на подбородок. – Пожалуйста…

– А все. Я передумал. Хочу украшение тебе на вечер сделать. На шее или на груди? 

– Их обычно дарят, а не делают. 

– Значит, на шее. С эксклюзивным ожерельем на ужин отправишься. – ловит меня за щиколотку, притягивает к себе и между нами все продолжается по новой.