– Регина, – слышу над собой низкий и глубокий голос, так похожий на голос Эрика. 

Поднимаю голову и вижу отца везунчика. 

– Поезжайте домой. Вам позвонят, если Эрик придет в себя. Сейчас ни вы, ни мы ничем ему не поможем. Нужно ждать.

В голосе холод, глаза как неживые. Я проглатываю ком в горле, неотрывно глядя в такое знакомое лицо. Оказывается, Эрик – копия отца. И примерно так будет выглядеть через несколько лет. Если придет в себя...

– Вызвать вам такси? – спрашивает Артур Ремович.

– Я на машине… 

Багдасаров как будто еще что-то хочет сказать, и похоже, не очень приятное, судя по тому, как сжимает челюсти, но, передумав, отходит в сторону. Несколько минут я смотрю перед собой невидящим взглядом, держась за ноющий живот, а потом заставляю себя подняться и идти к лифту. Чувствовать слабость там, где нельзя давать слабину, – невыносимо. 

Ничего не вижу. Как в прострации нахожусь. И перед глазами постоянно лицо Эрика…

– Регина, – останавливает Янис.

Я не заметила, когда он появился. Янис трогает за плечо, но я сбрасываю его руку и захожу в лифт. Отвожу глаза.

– Подожди внизу, я сейчас, – просит он надтреснутым голосом и быстрым шагом направляется к родителям. 

Не хочу никого ждать. Иду к машине и сажусь в «Жук». Завожу двигатель и выезжаю с парковки. Не знаю, сколько времени провожу за рулем. Останавливаюсь в каком-то небольшом парке. Я здесь впервые и без навигатора вряд ли выберусь, да и не хочу больше никуда ехать. Кажется, приехала… 

Телефон в кармане плаща без конца вибрирует. Я перевожу его в беззвучный режим, сжимаю онемевшие пальцы в кулак и гоню от себя ужасные мысли, которые не отпускают ни на минуту. Сдавливают в плотное кольцо, выбивая из легких воздух и сея панику в мыслях. Нужно как-то взять себя в руки. Как-то. Только не знаю как. Ищу, за что бы зацепиться, но ничего не получается. Как будто сломалось что-то внутри. 

Я глушу двигатель и часто дышу, силясь не потерять связь с реальностью, а потом срываюсь. Горько плачу в темноте до полного опустошения. Но легче почему-то не становится. Ни капли.

Вытираю лицо и руки влажными салфетками. Жду, когда взгляд станет ясным, и осматриваюсь по сторонам. Включаю зажигание. Нужно как-то добраться до дома, но для начала бы понять, где я нахожусь. Телефон сел и не подает признаков жизни. Рыщу в бардачке в поисках зарядки, но ее нет. Ну и ладно. Выезжаю из парка и еду по указателям до центра, а потом прикидываю в уме маршрут до нужной мне улицы, но сообразить получается не сразу. Мысли по-прежнему только о везунчике, и перед глазами уже другие картинки: как он лежит один в палате, обмотанный проводами, и борется за жизнь. Господи… если бы силой мысли можно было поднимать людей на ноги, то Эрик бы уже бежал стометровку на стадионе – так сильно я хочу, чтобы с ним все было хорошо. 

Не знаю как, но в итоге преодолеваю квест под названием «Возвращение домой». Жутко хочется спать и пить. Я паркую машину на стоянке и еще несколько минут настраиваю себя на последний рывок: добраться до квартиры и лечь в постель. Завтра будет не легче, но хотя бы уже не так тяжело. Да, это не последние слезы, и меня еще не раз накроет истерикой, но надеюсь, слабее, чем было пару часов назад, в незнакомом месте у черта на куличках. Эрику бы не понравилось, что я так убиваюсь. Но зато теперь отчетливо понимаю, почему он повез меня в тот домик у озера, а не отправил перед операцией, например, к Альбине. Везунчик показал, как у нас может быть. Не сказал, не пообещал, а именно показал. Поэтому я должна держаться. Ради нас. Он обязательно придет в себя и улыбнется мне, скажет какую-нибудь смешную глупость, и все будет как прежде. Нужно только немного подождать…

Дома включаю телефон и проверяю сообщения и звонки. Их куча. От Жанны, Дани, Тёмы, Яниса, тети. Знаю, что заставила всех переживать, что они звонили поддержать, но сейчас это бессмысленно. Никакие слова меня не подбодрят. Зато после всех своих слез и мыслей об Эрике я еще яснее начала осознавать, какой везунчик сильный. Ведь он взял на себя заботу о нас двоих, оградил меня от любых волнений. И похоже, не только меня. Поэтому выглядел таким разбитым и уставшим последние несколько дней?

Пишу в черновиках: «У меня все нормально. Я сплю дома», делаю рассылку всем, кто отметился в сообщениях и звонках, и снова отправляю телефон в беззвучный режим. Нахожу в аптечке обезболивающее, потому что живот не перестает ныть. Запиваю таблетку и иду в душ, а потом ложусь в кровать. Вырубает почти сразу, но под утро я просыпаюсь в слезах и с бешеным сердцебиением, вымотанная, потому что приснился везунчик, его улыбка и карие глаза, наша недавняя поездка в домик у озера. Мука. Нескончаемая и невыносимая мука… Ожидание и страх утомляют больше, чем любое физическое недомогание. 

Иду на кухню и пью воду. Возвращаюсь в спальню и пытаюсь уснуть, но не успеваю оказаться в яме сновидений, потому что слышу звук открывающейся входной двери и громкий хлопок. Я подскакиваю в кровати и фокусируюсь взглядом на человеке, который появляется в дверях спальни через пару мгновений.

Янис выглядит помятым и лохматым. Глаза черные. Губы бледные. Не в настроении – это заметно. Как же все-таки они похожи с Эриком. Я сжимаю челюсти и отворачиваюсь, пряча лицо. Ян подходит ближе и садится на кровать. Долго молчит, а потом тяжело вздыхает:

– Спала, да? Дома?

– Да, – тихо отзываюсь.

– Я приезжал! Не было тебя здесь! Ждал два часа, а потом уехал. Где ты была, Регина? 

– По городу каталась. А потом вернулась и спать легла. Мне нужно было побыть одной.

Снова повисает гнетущая тишина.

– Знаешь, Регина… – Еще один протяжный и долгий вздох, как будто Ян собирается с мыслями. – С недавних пор я ужасный эгоист. С тех самых, когда на глазах близкий человек вниз сорвался, наплевав на мои чувства и усилия не допустить в семье новой трагедии. Я не выбирал это, не хотел смотреть на брата, лежащего без движения у подножья скал. И потом долго в кучу себя собрать не мог после этого. – Он переводит на меня испытующий взгляд.

Я молчу и кусаю губы.

– Это падение и понимание, что Эрик выбрал мою жизнь, а не свою, сильно ударило по психике. Кошмары до сих пор снятся, и ощущения после пробуждения отвратительные. Будто заново всё пережил. А те несколько дней, когда Эрик находился в коме, между жизнью и смертью, – мне их тоже никогда не забыть. Там не то что речь должна была пропасть – удивительно, как сердце не остановилось. Потом Эрик в себя пришел, начался процесс восстановления, он по стеночке ходил и выл от боли. Смотреть на это было тяжело, но я смотрел. Потому что… сделал бы для него то же самое. Вот только в моей голове никогда не возникало мысли сдаться. А он сдался, тем самым предав меня. Этого я простить ему не могу. Если ты хоть что-то чувствуешь к нему, соберись. Должок за тобой, помнишь? За Герасимова. Вас двоих с Эриком я не вывезу, у самого проблем выше крыши и такой же эмоциональный ступор. Ты нужна ему, Регина. Он один не выкарабкается. Будь сильной, прошу. Сломаться можно в один момент, довести себя до ручки, только, когда будешь думать о какой-нибудь глупости, знай: за тобой сейчас стоит три, а то и четыре жизни. Считай, целая семья.