– Жду не дождусь того дня, когда сдам тебя в руки брата. Твой телефон разбить иногда хочется, – доносится недовольный голос Яниса.

– И тебе доброе утро. Это просто дежурный звонок или есть какие-то новости? 

– Новости. Собирайся. Через полчаса заеду. 

«Новости…» – повторяю про себя. Уточнил бы, хорошие или как. Пока натягиваю джинсы и джемпер, собираю волосы в пучок, проходит две минуты. Что делать оставшиеся двадцать восемь? Ведь у Яниса откуда-то есть ключ от моей квартиры. Сразу бы заехал! Не удивлюсь, если после реабилитации Эрика мне потребуется помощь психолога. Нужно будет обратиться к Залине, она вроде мозги ставит на место. Еще чуть-чуть, и мои, наверное, отъедут. 

К моменту, когда Янис появляется у моего дома и звонит, чтобы выходила, я уже накрученная до ручки. Но внешне не подаю вида. Держусь. Обещала ведь не истерить без веского повода.

– Мы едем в больницу? – уточняю, садясь на переднее сиденье. 

– Угу, – отзывается Янис, трогаясь с места.

– Эрик пришел в себя? 

Вот что за привычка? Почему я должна вытаскивать из него всё клещами?

– Ну так… пытается. 

– Что это значит?

– Если повезет, то застанешь в сознании на пару минут, – широко улыбается Ян и поворачивается, наблюдая за моим лицом.

Я повторяю про себя его слова до тех пор, пока не приходит понимание, что везунчик не просто рубеж переступил, а пришел в себя! Сердце готово выпрыгнуть из груди от счастья, а в голове начинает шуметь от эмоций.

– Эрик рассказывал, что вы скинули его на сиделку в прошлый раз. Это правда? – спрашиваю, почему-то вспомнив о нашем разговоре в домике у озера. 

– Что? – морщится Ян. – Ну-ка поподробнее с этого момента.

– Ну… он говорил о вспышках агрессии. Что вы не выдержали. Сиделка тоже. Потом Залина приехала, но они поссорились и поставили общение на паузу. Так все ужасно с его вспыльчивостью?

– Охренеть. На сиделку его скинули, да? Правда так сказал? Я не отходил от Эрика! А когда в командировки ездил то да, Золю просил присматривать. Она прилетала из Владивостока. Однажды вернулся, а они в пух и прах разругались, он к себе на квартиру съехал, ни с кем из нас не общался какое-то время. Но сиделка, блядь! – чуть ли не рычит Ян. – Надо же такое придумать...

Я улыбаюсь. Смешно наблюдать, когда у Яниса появляются эмоции на лице и в интонациях голоса. Он так везунчика напоминает в эти моменты.

– Сиделку я теперь тоже никогда ему не забуду. 

Неужели Эрик сгущал краски? Вот же мастер плести интриги.

Ян отправляется к врачу, который находится двумя этажами выше, а я опять сижу под дверью в реанимацию. Соблазн быть с Эриком ежесекундно очень велик, но без разрешения врача никто не позволит мне переступить порог палаты. Когда Янис спускается с каким-то листком и кивает в сторону поста, где сидят медсестры, ощущаю внутренний подъем и живой трепет.  

Облачаюсь в халат и жду появления врача, который подходит через пять минут.

– Сколько я могу с ним побыть? – спрашиваю у Кирилла Петровича, пока он заполняет какие-то бумаги на посту, после чего мы идем к двери, за которой находится везунчик.

– Недолго. Сейчас важно поддерживать стабильное состояние пациента, поэтому, пожалуйста, без лишних эмоций. Ни в коем случае не плакать, если Эрик придет в себя, когда вы будете находиться рядом, – предупреждает он. 

Но это я и так знаю. 

Мы заходим к Эрику вместе. Врач проверяет показатели на мониторах, затем оставляет нас одних. Я почти не дышу от напряжения – переполняют эмоции. Хочется броситься к кровати, обнять Эрика, но этого делать никак нельзя, поэтому несколько мгновений стою в дверях и смотрю на него. Везунчик спит. Весь в проводах. Бледный. Щеки впали, под глазами залегли темные круги, но губы почему-то очень яркие. Неестественно красного оттенка. Подхожу ближе и касаюсь аккуратного черного ежика волос, чувствуя, как покалывает кончики пальцев. Меня все так же сильно переполняет радость от того, что Эрик пришел в себя, но я глушу эти эмоции. Набираю в легкие воздуха и просто любуюсь им.

Кажется, проходит вечность, хотя от силы – не больше десяти минут. Так хочется трогать Эрика, нашептывать всякие глупости. Чтобы он открыл глаза и посмотрел на меня. Хочу окончательно поверить в то, что это не сон и везунчик ко мне вернулся. Когда я собираюсь уйти, замечаю, что показатели приборов меняются, монитор сердечного ритма подает громкий сигнал.

Словно завороженная, наблюдаю, как ресницы везунчика начинают дрожать и он пытается открыть глаза. Получается с четвертого раза. Его дыхание становится частым и прерывистым. Я не знаю, что делать: позвать врача или остаться? Выбираю второе. Возвращаю руку на место и сжимаю ладонь Эрика. Несильно. Тихо зову его по имени. 

Взгляд везунчика становится более осмысленным. Эрик задерживает его на мне, смотрит не отрываясь, а потом на губах мелькает подобие улыбки. 

– Сколько? – произносит он шепотом. 

Не сразу соображаю, что именно Эрик спрашивает, а потом до меня доходит. 

– Почти десять дней. 

Молчание. Долгое. Эрик снова закрывает глаза. Жаль, что я не умею читать мысли. Потому что везунчик слаб, ему сложно говорить и смотреть на меня. В голове у него сейчас, наверное, полный сумбур. Но в моей творится то же самое. 

Сжимаю сильнее его правую руку. Эрик опять силится поднять уголок губ, но эти простые движение даются ему с огромным трудом. Я это вижу и чувствую. 

– Надеюсь... ты оторвалась за эти дни как следует... – медленно, едва различимо говорит он, не открывая глаз. – Впереди тебя ждет кошмар…

Нет, везунчик! Кошмар я уже пережила. И больше не позволю тебе безответственно рисковать своей жизнью. Экстрим допускается, но только в горизонтальной плоскости. А если продолжишь в том же духе, то я всегда и во всем буду с тобой заодно. С моей удачей и везением обязательно себе что-нибудь сломаю и окажусь на больничной койке вместо тебя. И тогда, надеюсь, жажда острых ощущений начнет меркнуть. Потому что смотреть на мучения близкого человека – серьезное испытание.

Я наклоняюсь к лицу Эрика и касаюсь губами его щеки. Все-таки не верится, что это не сон и везунчик действительно пришел в себя. Открыл глаза и пытается мне улыбнуться. 

– Я очень по тебе скучала, – произношу шепотом. – С возвращением. 

Еще одна слабая попытка приподнять уголок губ. Везунчик медленно открывает глаза. Взгляд расфокусированный… Господи, как же сильно я мечтала об этом моменте! Эрик снился мне каждую ночь на протяжении всех десяти дней, пока он был в отключке. 

Повисает долгая пауза. Везунчик как будто собирается с силами и хочет еще что-то сказать, но опять закрывает глаза. И когда кажется, что его снова утащило в бессознанку, хрипло произносит: