Он с удовольствием откидывается в кресле.

– В каком смысле? – подбираюсь я, а Багдасаров расплывается в безмятежной улыбке. 

– Полагаю, в прямом?

– Разве мы не уже? Ты ведь наставления дал, как сына назвать. Дочь, наверное, Эрикой? 

– Дочь… – Эрик задумывается и скользит взглядом по моему телу. Даже сквозь одежду ощущаю, как обжигает кожу его желанием. – Мне Рина нравится. Рина Эриковна. Неплохо звучит, да? 

– Так себе. И со временем нестыковки. Год и месяц не равнозначные понятия. Что, если я уже? Все планы насмарку?

Эрик снова улыбается. Достает телефон, водит несколько секунд пальцами по дисплею, а потом поворачивает ко мне экран, и я прыскаю со смеху. Только математики такие пришибленные шизики! Багдасаров установил себе приложение в телефон, чтобы следить за моими «красными днями»? Как находчиво! Я бы до такого не додумалась!

– Календарь беременности потом тоже будешь вести? – с издевкой спрашиваю, не переставая улыбаться. 

– Сама будешь вести. Мне по факту результат покажешь.

Эрик задумчиво прикусывает губу и долго смотрит на меня. А я едва сдерживаюсь, чтобы не пнуть его ногой под столом. Пусть потише размышляет! На меня будет похож ребенок. Я симпатичнее. И настырнее. А значит, и гены сильнее.

– Спешу тебя огорчить, Эрик. У меня был сбой в цикле. Я много нервничала, и он сместился. Знаешь, чем это нам грозит?

– Хм-м… – задумывается он и красиво щурит глаза. – И чем же? 

– Надеюсь, в это мгновение твои головастики отчаянно борются за мою яйцеклетку. Делаем ставки. Рина или Эрик? 

Везунчик давится куском пиццы и кашляет, стучит себя по груди. Мне даже становится его немного жаль, но держу лицо и стойко переношу тяжелый взгляд.

– В следующем цикле предохраняться будем, – придя в себя, произносит Эрик. – Ты вроде к гинекологу записывалась?

– И не дошла, – отрицательно качаю головой.

– Дойди. После реабилитации вернемся к этому вопросу. 

– Но, если что, сына Эриком назову, а дочь Риной, да? – широко улыбаюсь я, а везунчик начинает беситься.

– Ты такая милая девочка, – цедит сквозь зубы. 

Не все же ему надо мной стебаться.

– Я пошутила, – сдаюсь. – Нормально всё с моим циклом. На днях придут месячные. К тому же у нас аврал по всем фронтам, только беременности не хватало. Но безумно приятно, что ты об этом говоришь и ведь не шутишь, да?

Я встаю со стула и забираюсь к Эрику на колени, обнимаю за плечи, провожу носом по небритой щеке. 

– Не шучу, Рина, – отвечает он надтреснутым голосом и обжигает многообещающим взглядом.  

– А в поездку когда собираться? И что мы там делать будем? Может, безопаснее на базу?

– Два раза уже были во Владивостоке. Больше не хочу. А там, куда повезу, нас ждут тишина и спокойствие, красивые пейзажи. Тебе понравится.

– Экипировка? 

– Обычная. 

– А экстрим? 

– Если только в горизонтальной плоскости, – усмехается Эрик. – Но с защитой. 

– То есть чисто как путешественники?

– Я не самоубийца, Рина. В домике на берегу озера поживем. Недели две или три. По самочувствию видно будет.

– А врач что сказал? – Я обхватываю везунчика за шею, когда он дергается. 

– Что необходима операция.

– А сроки? 

– Дэнджер, лори. Красная книга, – предупреждает Эрик и недовольно морщится. 

– Хорошо. – Я быстро целую его в губы. – Знаешь… недавно думала о нас и вспомнила тот вечер в ресторане, когда якобы пригласила тебя на свидание…

– Ну?   

– Ты хотел куда-то меня свозить. Что за место?

Взгляд Багдасарова становится мягче, на губах снова появляется улыбка. А потом он отрицательно качает головой. 

– Не скажешь? 

– Может, как-нибудь потом. Не пропадать же сюрпризу. 

Я раздраженно закатываю глаза и прижимаюсь теснее.

– А ссадины... Авария? – предпринимаю еще одну попытку узнать их происхождение. 

– Нет. 

– Подрался? 

– Возможно. 

– Из-за девушки? 

– Может быть. – Эрик сжимает губы, пряча улыбку.

– Не скажешь? 

– Нет, – снова смеется он. 

– Да и черт с тобой!  

Нежно целую и постепенно углубляю поцелуй. Отрываюсь только для того, чтобы спросить:

– Ты всё? – Киваю на коробку с пиццей.

– Есть предложения поинтереснее? – Эрик игриво приподнимает бровь.

На языке так и вертятся искренние признания в том, что люблю и что мои предложения не ограничиваются только спальней и сексом, но упрямо молчу. Везунчик – самый настоящий душевыниматель. В груди болит и ноет от того, как он отвечает и с какой чувственностью гладит сейчас спину. Затем берет в ладони мое лицо и долго смотрит в глаза. 

– Вот как в тебе уживаются наивный ребенок и развратная путана, а? То задушить тебя хочется, то залюбить до смерти. 

– Сейчас, надеюсь, не задушить? 

– Можешь хлестнуть по щеке и сместить ориентиры, – предлагает Эрик и теперь сам порабощает мой рот, всасывая язык, сжимает руками грудь через ткань футболки.

Мы целуемся, не в силах оторваться друг от друга. Я и не думала, что возможно так истосковаться по человеку за относительно небольшой срок. Безумно хочется принадлежать только ему одному, ощущать эти разряды, которые пронзают тело, когда касаются любимые руки. Вспоминаю о словах Эрика в машине: что ему бы хотелось взвалить меня на плечо и тащить в спальню… Господи, сколько же у нас впереди интересного, столько всего предстоит попробовать и пережить… Если в порыве новой ссоры или всплеска эмоций не поубиваем друг друга. 

– Все, хватит. – Эрик забирает у меня телефон, выключает его и прячет в карман брюк. – Выдам в конце поездки. 

Я вытираю слезы со щек, громко шмыгая носом. В груди горит. Не получается сделать и вдоха.

– Почему так много? – Голос сдавленный и дрожит, будто принадлежит не мне. Я поражена сроком, назначенным отцу приговором суда. – Не верю, что ему дали столько лет… Это неправда...

– Ты думала, меньше дадут? Поверь, если бы Герасимова не нашли и не доказали его вину, то срок был бы другим. Более впечатляющим.

Ничего я не думала и вообще отгораживала себя от этой информации. И похоже, не только я. Поэтому мы уехали из города именно сегодня, а не в выходные, как изначально планировали?

– Я бы хотела с ним встретиться...