Багдасаров снова кончает в меня, жадно целует и ведет за руку вглубь квартиры – до первой мягкой поверхности, которой оказывается диван. Между нами все повторяется, а потом еще раз. И еще, пока мы не засыпаем, прижимаясь друг к другу. Сил на разговоры не остается. Всё потом.

Я открываю глаза, потому что Эрик громко разговаривает с кем-то по телефону и матерится. Он заходит в гостиную, осматривает меня обнаженную голодными глазами и садится рядом. 

– Откуда ссадины и синяки? – спрашиваю, натягивая плед на грудь. 

– Не скажу, – смеется везунчик. 

Недовольно поджимаю губы.   

– Как поживала, лори? – Эрик смотрит с убийственной нежностью во взгляде. 

– Плохо. Сессию завалила, почти все время была одна и очень скучала по тебе. Очень. Я не буду больше давить с операцией. Даже когда тебя снова накроет. Буду нервничать, переживать, да, но исход мне более-менее понятен. Однажды увижу, как тебя госпитализируют в ужасном состоянии, а там уже операция, без вариантов. И следом моя. Если успеют откачать. 

– Умница, – улыбается Эрик. – Одним пострадавшим обойдемся. – Он гладит меня по волосам. – Действительно, Лёвич. Пушистая такая. – Целует в макушку. – Домой-то готова лететь? 

– Ты за мной прилетел? – удивляюсь я.

– За тобой. Измайлов останется, будет появляться набегами. У него ЧП. Мы пока всю ночь извинялись друг перед другом, Софья в роддом отправилась со схватками. Сейчас узнаем, что там к чему, и в Москву вернемся. 

– Но ей же рано рожать…

– Рано. Месяц вроде должна была еще ходить. Я говорил Паше: давай подождем, девочки будут на стрессе. Но нет же. Вот теперь получай. Ты мне что выкинешь? Бледная как моль и все время трясешься. В обморок в аэропорту не свалишься?

– Вчера думала, что упаду. Когда тебя увидела. Но сегодня уже отпустило. 

– И по-умному на меня кинулась, чтобы за собой утащить? – ухмыляется он. 

– Эрик… – Забираюсь к везунчику на колени, обвиваю руками шею и утыкаюсь носом в ключицу. – Пожалуйста, не оставляй меня больше так надолго одну. Мне было очень плохо. 

Багдасаров обнимает меня, укачивая, как маленькую девочку. Нежно целует в губы. 

– Не оставлю, дурочка. Куда тебя, такую пришибленную, девать-то? Хотя на какое-то время придется взять тайм-аут в нашем секс-марафоне. Я через месяц лягу на обследование, потом, скорее всего, назначат операцию. Сразу предупреждаю: огребать за слезы и нытье будешь по полной. И весь восстановительный период я буду злой и несдержанный. Если приду в себя, – уточняет он, растягивая рот в улыбке, а я вздрагиваю, услышав последние слова.

Слезы на глазах проступают сами собой. Эрик тут же подминает меня под себя и глубоко целует. 

– Ты меня еще похорони давай раньше времени. Прекращай, а? Пошутил я. 

Обнимаю его за плечи и слушаю, как Эрик говорит такие простые, но важные слова, от которых останавливается сердце:

– Все будет хорошо, Рина. Впереди нас ждет еще одна проверка на прочность, но я уверен, мы справимся. А в случае чего оставлю для тебя пунктик в завещании. Как моральную компенсацию. Договорились?

Я с трудом проглатываю онемение и сухость во рту. Дурацкие шутки! Пытаюсь выбраться из стальных объятий, но Эрик лишь сжимает сильнее. 

– Ну все-все. Успокойся, – посмеивается он и целует в висок. – Хотя ультиматум я тебе все же поставлю: на водопады со мной полетишь и три желания исполнишь. Да, золотая рыбка? 

Я не удерживаюсь и тоже улыбаюсь в ответ. Сквозь слезы.

– Согласна. Только мне сессию закрыть нужно. И старики мои соскучились, хотят увидеться. Так нечестно было, Эрик! Ты отправил меня одну черт-те куда и тем самым тоже перегнул палку с давлением. 

– Уже через неделю я пожалел, что так далеко отправил тебя, Рина, – серьезно говорит Эрик. – Но убежден, в старости ты смеяться будешь, что из-за таких мелочей переживала. 

– Ты какая-то огромная мелочь. Так что сомневаюсь в правдивости твоих слов.

Я прижимаюсь к твердому и горячему телу везунчика, понимая, что поддержать Пашу мы поедем позднее. И до аэропорта не знаю, когда доберемся. 

Насколько мне известно из теории, роды не быстрый процесс. А я очень соскучилась по Эрику. И больше не хочу с ним расставаться ни на минуту. 

– У тебя новая машина? – удивляюсь я, заметив длинный белый седан представительского класса, который ждет нас возле аэропорта.

– Не нравится? – усмехается Эрик. 

Ссадины на лице и синяк на скуле с правой стороны... И еще один на плече... Я решила, что везунчик с кем-то подрался, но что, если ему стало плохо за рулем и он попал в аварию? Об этом я как-то не подумала. 

Из машины выходит водитель. Забирает у Эрика мою сумку и кладет в багажник. Везунчик подталкивает меня, застывшую, к задней двери. Сбросив оцепенение, сажусь. Ладно. Пусть авария. Главное, что живой и невредимый. А может, я накручиваю себя и Эрик действительно с кем-то подрался? Хотя там дед-дипломат и задатки серого кардинала... Маловероятно.

– Куда едем? – спрашивает Эрик, садясь рядом. – К тебе или ко мне? 

– Ко мне. Хочу домой. На экскурсию как-нибудь в другой раз пригласишь. 

– Уверена?

– Да.   

Если бы только везунчик знал, чего мне стоит в это мгновение ровный и мягкий тон…

– Вить, заедем ко мне, я вещи кое-какие возьму, и до завтра ты свободен. 

– Это твой водитель? – В моем голосе все-таки прорезывается накал. 

– Яниса. По-братски подфартило. 

Эрик поворачивается и меряет меня недовольным взглядом. 

– А машина? 

– Тоже его. Рабочая. 

– А твоя где? 

– На парковке. Дома, – хмурится Эрик. – Не забыла, что ты золотая рыбка, а не следак из управления? Потише думай, хорошо? 

Я закусываю губу и вздыхаю. Напоминаю себе, что один раз уже надавила и ничем хорошим это не закончилось. Надеюсь, везунчик и впрямь знает, что делает. Но все же не удерживаюсь от реплики:

– Типа огорчение разделим на двоих, а радость помножим на два?

– Как же спать охота, – игнорирует везунчик мои слова, трет руками лицо, а потом, будто назло, тянется в карман ветровки за таблетками и закидывает в себя две штуки. 

Я отворачиваюсь к окну. Зря он провоцирует. Я вида не подам, что переживаю, но по нервам это бьет наотмашь. До глубоких ран в сердце. 

Везунчик берет бутылку воды с подставки, запивает таблетки. Откидывается на спинку сиденья и закрывает глаза. До дома мы добираемся долго: попадаем в пробку. Я тоже успеваю подремать на плече у Багдасарова, вдыхая его запах, но, когда открываю глаза, чувствую, как дико болит голова и пульсируют виски. Хоть проси у Эрика обезболивающее.