Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но и тут притворился, будто просматривает ведомости, хотя помнил их назубок. Страсти потихоньку остывали.
– Достопочтенный дама прав, Хасик. Твои люди слишком добросовестно обчистили этот край. Те немногие чинские хутора, что остались, производят слишком мало, им бы самим прокормиться, не говоря о нас.
– Я поговорю с людьми! – прорычал Хасик. – Чины не будут есть вперед нас.
В глазах Хевата вспыхнуло негодование, но голос остался спокойным:
– Если будут голодать рабы, то есть станет нечего нам, Хасик.
Тот прищурился – наверно, прикидывал, не оскорбиться ли на обращение по имени.
– Я не положу жизни евнухов за Дамаджах и не стану пресмыкаться перед Троном подушек и вымаливать объедки.
Аббан откашлялся:
– Возможно, найдется выход получше.
Хасик схватился за голову:
– Неужели я пал так низко, что на моей стороне только хаффит? Давай, Аббан, посвяти нас в свой гениальный план. Может быть, снова посоветуешь потрясти Энджирс?
Аббан сделал глубокий вдох. Нападение на Энджирс обошлось и ему, и Красийской империи дороже всех других неудач.
– Нет, евнух ка, ничего геройского в этом духе. Я лишь заметил, что от здоровых рабов, которые трудятся в безопасности, оброк всегда больше, чем от тех, кого секут и кормят баландой.
– В этом мире нет безопасности, хаффит, – сказал Хасик. – Ни для людей, ни уж тем более для рабов.
– Мне кажется, Аббан имеет в виду алагай. – Было странно слышать, что Хеват называет его по имени, а не по сословию.
– То есть? – не понял Хасик.
– Сейчас лето, – объяснил Аббан. – На чинских полях мог созревать урожай, но твои Евнухи забрали все подчистую, да еще и дворы пожгли.
– Посеют еще, – сказал Хасик.
– Возможно, – согласился Аббан. – Но чинам негде укрыться, и они чересчур озабочены тем, как пережить ночь. Им некогда заниматься посевами.
– Мне-то какое дело? – спросил Хасик.
– Они твои рабы, – сказал Хеват. – В Эведжахе написано, что мы обязаны оберегать от алагай не только себя, но и рабов.
– В Эведжахе? – рассмеялся Хасик. – И куда нас завел Эведжах? Ахман потрясал им, когда вел нас в свой дурацкий поход против демонов. И вот его сбросили со скалы, сына застрелили на земле чинов, а мы остались без елдаков, в грязи, и нас волнуют холода, которые поморозили бы нам яйца – будь у нас яйца. Я порвал с алагай’шарак.
– Ты, разумеется, прав, – сказал Аббан. – Бессмысленно придерживаться святого писания только во имя Эверама. Но в притчах есть зерно истины. Если наградой станет сытое брюхо, нам не составит труда отправить Евнухов на зачистку чинских полей от алагай.
– Твое-то брюхо покамест набито, – буркнул Хасик.
– Это лишь предложение, – смиренно поклонился Аббан.
– Оно отвергнуто. Алагай не трогают нас с тех пор, как мы перестали к ним лезть.
– Однако их развелось немерено, – заметил Хеват. – Сейчас они нападают на хутора и Доктаун, но кто знает, что произойдет, если их станет больше? Ты видел, что они сделали с рыбаками.
– И что? – рассмеялся Хасик. – Я должен оплакивать врагов?
– Да, если их гибель означает торжество Най, – ответил Хеват.
– Най! – пролаял тот. – Эверам! Вы, святоши, выучили два слова и присобачиваете их к чему ни попадя! Нет никакой Най! Нет никакого Эверама! И вечной битвы между светом и тьмой тоже нет. Алагай – животные. Если на то пошло, им надо за ухом почесать за поджог рыбаков и их кораблей.
Это была речь безумца. Аббан не понимал, как может Хасик взирать на хладнокровное избиение демонами лактонцев и не бояться.
Оторопел и Хеват. Он вскинул руки:
– Замечательно, евнух ка. Что будем делать с нехваткой продовольствия?
– Я умножу набеги, – сказал Хасик. – И передай Джесану, Орману и другим кай, что тот, кто принесет меньше всех, лишится левой руки.
– Гениально. – Аббана затошнило.
– Мудро, – процедил Хеват.
– А на юг пошлем новых разведчиков, – улыбнулся Хасик. – Если власть Дамаджах в Доктауне ослабнет, мы его, может быть, отберем.
– Эверамова борода!.. – прошептал Ича.
– Не удивляйся, малец, – сказал Хасик. – Не так ли поступил твой брат, когда послал Мелан с Асави убить эту бесстыдную хисах? По мне, так Дамаджах пора научиться смирению. Я, наверно, зашью ей щелку и оставлю в рабынях.
Ича и Хеват побледнели, а Хасик встал, его терпение истощилось.
Аббан потянулся за письменными принадлежностями и как бы нечаянно опрокинул чернильницу. Черная жидкость залила стол и запачкала полинявший белый рукав дама.
– Осторожнее, глупец! – рявкнул Хеват, отдергивая руку.
– Прошу прощения, дама. – Аббан извлек сравнительно чистый платок и промокнул его рукав. По ходу он вложил в ладонь престарелого жреца клочок бумаги.
Хеват насторожился, но оправдал доверие. Зажав бумажку в кулак, он сунул руку за пазуху, притворившись, будто рассматривает испачканный обшлаг.
– Убирайся, хаффит. Я сам разберусь.
Хасик фыркнул, откатывая кресло Аббана от стола.
– Был, как обычно, рад увидеться, дама.
Аббан, отъезжая, обменялся с Хеватом многозначительным взглядом.
– Я удивлен, – осторожно заметил Аббан, когда они двинулись назад через двор.
– Чем, хаффит? – спросил Хасик.
– Тем, что ты поручаешь набеги другим, а не участвуешь в них сам.
– Что, Аббан, не терпится от меня избавиться? – хохотнул тот. – Не надейся, что я оставлю тебя здесь строить козни. Переброшу через коня – и поедем, как поначалу.
– Я скучаю по тем временам, – солгал Аббан, и Хасик хмыкнул. – Но рад иметь крышу над головой. Мне лишь казалось, что ты получаешь немалое… удовольствие от завоеваний.
– Теперь я получаю удовольствие от свинины, – сказал Хасик. – И от придонных тварей, а еще люблю делать больно тому, кем недоволен. Не забывай об этом, хаффит.
– Ни в коем случае, евнух ка, – кивнул Аббан.
Накормленный и ухоженный Каджи дремал за плечами; Ашия с Терном наблюдали за выездом воинов из монастыря.
– Они высылают поисковые отряды, – сказала Ашия. – У них продовольствие на исходе.
– Вернутся пустыми, – ответил Терн. – Грабить больше некого.
Ашия распустила шелка, которыми был приторочен узел с Каджи. Она вручила его Терну, и тот встревожился.
– Каджи проспит еще несколько часов. Унеси его в терновник.
– Что ты делаешь? – спросил Терн.
– Крепость опустела, как никогда, – ответила Ашия. – Пора на разведку, лучшего случая не представится.
Терн не прикоснулся к ремню.
– Я запросто проберусь.
– Твоя доблесть безгранична, Терн асу Релан, – сказала Ашия, – но мне есть с кем связаться из соплеменников, а ты этого не сможешь. Идти должна я.
Терн заколебался, и Ашия,