– Потому что на этот раз от нас не требуется гасить звезды,сносить горные хребты и осушать моря, – сказал Данкевич. – От настребуется гораздо более сложное – совместить несовместимое… Аллертон прав – мыпроиграли еще и потому, что пришли ни раньше, ни позже, а в самый удачныйнеудачный момент. Пришли во время, когда нет антропоморфных богов, так чтоникто богами нас не считает и не собирается поклоняться нашим вертолетам.Увести за собой чарианцев – лишь увеличить население Земли на несколько соттысяч человек. Мы решили, что это – встреча в пространстве, а это – встреча вовремени, Ребров. Стоит посмотреть на события как на встречу во времени – и всевстает на свои места, наше отступление не выглядит отступлением, наше бегствоперестает казаться бегством, все недоразумения, эксцессы, вспышки забытыхпротиворечий и тени минувших конфликтов умирают, едва рычаг машины временипереведен на возвращение машины в родную эпоху… У нас с чарианцами нет, неможет быть разногласий религиозного, политического, экономического,литературного характера. Ни точек соприкосновения – по причине отсутствия у нихполитики, религии, экономики, литературы в нашем понимании. Остаютсяодни-единственные проблемы – личного характера, если можно так выразиться.Это-то и создает трудности. Мы можем и не бежать, но для этого от нас требуетсяпонять, что же такое Человек, почему он любит, почему ненавидит. Требуетсяпонять и познать самих себя – а этого мы не в состоянии сделать даже сегодня.Вот главная причина бегства – да, бегства…

Мы замолчали. Я смотрел в окно – станции больше несуществовало, долина была усеяна кучами невесомого серого пепла, который оченьскоро размоют дожди и разнесет ветер. Уцелел только мой коттедж, но и к нему, явидел, направляются двое, волоча за собой блестящий кольчатый шланг. Толькопепел. И несколько оставшихся в селении безделушек – они не станут фетишами,священными реликвиями, и оттого затеряются в веках. Эрик рано или поздно умрет.Останутся разве что легенды о странном племени, жившем некогда по соседству – вгорниле тысячелетий – и они переплавятся в нечто неузнаваемое, удивившее бы нассамих эхо миража. Или исчезнут вовсе, как этот серый пепел – разве до нас дошлихотя бы жалкие обрывки фольклора кроманьонцев, их сказок и песен, разве мызнаем их имена, названия, которые они когда-то давали рекам и горам, Луне извездам?

– Итак, – сказал Данкевич, – мы поворачиваемрычаг, и машина времени возвращается в родной век. И ничего не изменятприлипшие к башмакам путешественников цветы и мертвые бабочки, равно как изабытые в прошлом безделушки…

Мы вышли из коттеджа, тут же рассыпавшегося в беззвучном взрывеоблаком серой пыли. Я перехватил взгляд Данкевича – он смотрел вдаль, туда, гдерозовое закатное солнце высветило на вершине близкого холма черные силуэтынаблюдавших за смертью поселка чарианцев.

– Вы думаете, это не ново? Не впервые? – спросилДанкевич.

Я понял его и повторил:

– Хотел бы я знать, кто бежал с Земли тридцать тысячлет назад…

– Но разве легче оттого, что мы – не первые, что кто-то ужепотерпел аналогичное поражение? Легче? Может, наоборот – труднее и горше?

Я ничего ему не ответил.

1984

…Я стою у окна, напряженно вслушиваюсь в каждый звук, неотрываю глаз от зеленой стены леса. В лесу – смерть, и оттого мирные деревьякажутся оборотнями. До леса что-то около двухсот метров, мой домик – обыкновенноезагородное прибежище охотника – стоит на открытом месте, и только благодаряэтому я еще жив. Но те, что за мной охотятся, бросятся в атаку с наступлениемтемноты, я это знаю, и знаю, что они не уйдут. Их человек шесть, они вооруженыавтоматами, а я один, у меня есть винчестер и служебный пистолет, но в темнотеменя не спас бы и пулемет. Может быть, они просто подожгут домик – у ниххватало времени, чтобы смотаться в город за какой-нибудь зажигательной бомбой.Так что мне остается надеяться лишь на эту крашеную грымзу, секретаршу Тэда.Если она найдет его и передаст то, что я просил передать, я спасен, – еслитолько Тэд захочет меня спасать…

Мое имя – Патрик Грэм. Мне тридцать четыре года, я имеювоинское звание подполковника, но никогда не ношу мундира, потому что работаютам, где форму никто не носит, – в разведывательном управлении. Сектор«Африка». В настоящее время я – начальник особой группы, занимающейсяафриканской республикой Гванеронией. Вы слышали о ней? Разумеется: вот ужемесяц все газеты мира непрерывно помещают материалы о развернувшихся там боевыхдействиях – отряды полковника Мтанга Мукиели, сторонника идеалов западногомира, теснят войска прокоммунистически настроенного премьера Амбруаза Букиры,контролируют уже две трети территории страны и не сегодня-завтра овладеютстолицей. Это знают многие, но никто не знает, что только от меня зависит,возьмут ли отряды Мукиели столицу. Или от меня уже ничего не зависит?

Дело осложняется тем, что ничего этого нет, ничего и никого.Нет Гванеронии и десяти миллионов ее населения, нет шахт и приисков, нетпремьера Букиры и полковника Мукиели. Впрочем… Иногда сам я начинаю сомневаться– может быть, существуют все же где-то за океаном и Гванерония, и мятежники?Ведь полковнику Мукиели переправлено на сорок миллионов оружия и военнойтехники, из-за развернувшихся там событий здесь, в этом городе, погиблинесколько человек, и меня осаждают в собственном охотничьем домике агентысекретной службы дружественного нам государства… Господи, я в тебя не верю, нопомоги, защити, заслони от выпущенного нами самими джинна!

Полковник Мукиели родился в возрасте сорока лет.

Этот день не был понедельником, а число – тринадцатым. Быласреда, двадцать пятое мая, прекрасное во всех отношениях утро. С утра япринялся за сводку для генерала, к одиннадцати часам закончил и понес бумаги.

Генерал Райли, начальник нашего отдела, – личностьнезаурядная. Выглядит он как типичный тупой солдафон, какими их рисуюткарикатуристы: нескладная фигура, грубое лицо, словно вырезанное из сырогополена тупым секачом. Но за этой банальной внешностью кроется умный,интеллигентный, энергичный человек, кстати сказать, знающий наизусть почтивсего Киплинга. И единственная его слабость – частенько цитировать «железногоРедьярда».

Я вошел. Он пригласил меня сесть и несколько минут дочитывалтолько что полученные последние донесения.

– Совсем неплохо, Патрик, – сказал, прочитав. – Тепарни, в Квеши, доказали, что мы не зря ухлопали деньги на их учебу. Полюбуйся –они подпалили-таки фабрику. Как корова языком слизнула… По мнению ребят изэкономического отдела, это отбросит черненьких лет на пять – средств длявосстановления у них нет и неизвестно, когда будут. Это удар по всейпромышленности.

– Потери были?

– Трое. А у тебя что?

– Ничего выдающегося, – сказал я. – За истекшиймесяц в моем районе произошло двенадцать вооруженных столкновений и восемьуспешно проведенных диверсионными группами заданий. Правительственные войскапотеряли сто одиннадцать человек, причинен материальный ущерб в семьсот тысяччетыреста девяносто один доллар.