– Запалим Вауле с четырех концов, – сказал Малисов, иостальные одобрительно заорали.

– Вот именно. С точки зрения здешних законов мы поступимабсолютно правильно, спалив деревню. Согласно тем же законам, мы даже поступимкрайне гуманно – мы ведь не станем в отместку еще убивать, как тут обычнопрактикуется. Какого же черта ты притягиваешь за уши тень генерала Кастера?Верно, мы земляне. Однако мы живем среди чарианцев, мы вписаны в их мир, в ихкодексы и законы, в их глазах мы – точно такое же племя, почему же мы не можемотомстить так, как предписывает здешнее право? Земля нас осудит, но мы не наЗемле…

– Ты не думай, я все понимаю, – сказал Вэш. – Ивсе равно я думаю в первую очередь о перебитых бизонах и о резне на Колдкрик.Хорошо, мы отомстим за Яну, но кто отомстит за обесчещенных триста лет назаднаших девушек? За великий город Теночтитлан? За Рязань? За Гернику? За всехдевушек и за все города? Вам вдруг показалось, что, спалив убогое селение напланете за двадцать парсеков от Земли, мы разом отплатим земным насильникам иподлецам всех времен и народов. Но это неправда… Мы все-таки не чарианцы…

– Хватит! – рявкнул я, прошел к столу и сел. Они хмуросмотрели на меня. – Хватит. Давайте лучше о нас самих. До чего мыдокатились? Истерики, игра в софизмы-силлогизмы, повышенная возбудимость,наружу вылезают распри, про которые давно пора забыть. Того и гляди, мы начнемвспоминать, чьи предки чьих обидели тысячу лет назад и начнем палить друг вдруга, довершая дело… Что с нами происходит? В нас пробуждаются темныеинстинкты? Нет, тут что-то другое… Мы стали хуже? Не думаю. Духовно богаче?Вряд ли. Я понятия не имею, как назвать то, что со всеми нами происходит, но мыуродуем себя, пытаясь совместить в себе Землю и Чару, прошлое и настоящее…

– Проповедь темпераментная и искренняя, – сказалЧак. – Но вот что ты предлагаешь для данного случая, какой выход?

– Вы тут орали о местном праве, – сказал я. – Нонаши вертолеты и оружие наверняка находятся вне местного права – потому что онивне здешних возможностей. Может быть, нас всех, и меня первого, нужнонемедленно распихать по лучшим санаториям Земли, но что-то же нужно делать… Вдеревню поедете вы трое – Чак, Вэш, Паша Гурский. И никакого современногооружия – только чарианское. И чтобы, кроме тех троих, в деревне не пострадала ипаршивая собака… Марш!

Вообще-то он зря попрекал меня шермановскими кавалеристами.Ничего такого, уж я-то знаю, специально копался в архивах. Ивар Рочер, первыйамериканский Рочер, приехал в Штаты в восемьсот семидесятом и до самой смертиплотничал в Миннесоте, а когда подросли его сыновья, битвы с индейцами сталиуже историей. Так что ничего подобного, зря он это. Но, пошел! Неужели я сейчасубью, смогу убить, пусть и подонка? Ведь смогу… А что скажет Джули? Что скажуттам, на Земле? Да что бы ни сказали, плевать! Для них это абстрактнаяморально-этическая головоломка, утеха психологов и космоисториков, для нас –нет, в нас появилось что-то, неуловимо отличающее нас от тех, кто остался дома,и, кажется, до самой смерти буду делить землян на тех, кто был здесь, и на тех,кому здесь побывать не довелось. К их счастью, к их сожалению… Но-о!

Хай! Хай! Конечно, я зря накинулся на Чада. Но я-то – каквышло, что во мне проснулось ЭТО? И не только во мне, слишком многоепросыпается в слишком многих, и всему виной Чара, проклятая планета,благословенная. Я скачу убивать. Я, индеец, сын народа, едва не выбитого с лицаземли. Правда, и мои предки не всегда играли на арфах, шелестя белоснежнымикрыльями, но во всех наших индейских междоусобицах погибло меньше людей, чем наодной только Кубе, когда туда приплыли каравеллы с крестами на парусах. Развемои предки снимали с белых скальпы лишь из одной врожденной кровожадности –потому что накипело. Да и другие белые платили им за скальпы белых… Так чтолегко им судить там, в двадцать втором веке… стоп, почему «им»? Нам, а не им.Неужели я забыл, что я один из них? Хай, хай!

Нет, это невозможно, и все же так и есть. Три землянина,специалисты с дипломами двух-трех институтов, конечно, крепкие, тренированныепарни, и все же, все же… В какой школе верховой езды Вэша могли обучить сидетьвот так – вольная посадка, ничего общего не имеющая с посадкой конникаспортсмена, рука на отлете, и в ней – местный аналог томагавка. И Чак со своимкопьем, и я с луком – откуда в нас это словно бы проснувшееся умение? Естественноеобъяснение – предки. Не синий гусар, так Игорев конник, не петровский драгун,так донской казак, а возможно, что и одинокий ордынец затесался мимоходом вшеренгу пращуров. Но все же – почему это так ярко проснулось в нас? Сейчас яубью. Но убью подонков… Хай!

Они с криками влетели в деревню и, не сдерживая распаленныхдико храпевших купов, пронеслись мимо шарахавшихся людей. Где-то близкозакричали женщины – протяжно, рыдающе тоскливо, всегда они кричат здесь принабегах. Взвыла и забилась в пыли угодившая под копыта собака, вопли нарастали,с полей бежали мужчины – в деревне прекрасно поняли, зачем в Вауле ворвалисьвооруженные всадники.

Как ни странно, те трое и не думали никуда скрываться,только сейчас, заслышав вопли и нарастающий грохот копыт, заметались по двору,разыскивая неизвестно куда засунутое с пьяных глаз оружие. Через несколькосекунд один из них рухнул лицом вниз, вцепившись обеими руками в древкопробившего его насквозь копья. Второй успел выдернуть дубину из-под кучикорзин, но в воздухе просвистел томагавк и угодил в цель под дикий воплькоманча. Третий, рывками бросаясь из стороны в сторону, бежал к лесу. Стрелавпилась ему в шею, и он пробежал несколько метров, прежде чем рухнул.

Трещало пламя, мгновенно охватившее хижину. Всадники медленнодвинулись прочь. Мужчины, столпившиеся на окраине селения, опускали копья ирасступались – убедившись, что этим все и кончилось, деревня молчаливопризнавала правоту соседей…

Они молча привязали купов и разошлись в разные стороны.Никто не подошел ко мне, и это избавляло меня от необходимости зачитывать еще иим только что полученную космограмму. Я смял в кулаке ленту.

Утром на орбите должна была появиться эскадра. «Дон Кихот»,«Зодиак», «Малабар», «Болид», «Звездный тигр» – огромные транспортники,колоссы. Плюс уполномоченный Совета астронавтики, находившийся на борту«Зодиака». Все это, вместе взятое, могло означать только одно…

Я подошел к перилам и оглядел окрестности так, словно толькочто, впервые прилетел сюда, и теперь знакомился с местом, где предстояло жить.Белые купола обсерваторий, россыпь разноцветных коттеджей, солидные зданиялабораторий и мастерских, синие громады ангаров и складов, алые, желтые,голубые вертолеты на аэродроме, хитроумные антенны дальней связи, бассейны,аллеи, спортивные площадки – небольшой город, по старинке именовавшийсястанцией «Иван Ефремов». И нигде не видно людей – наверняка все сделали тот жевывод, что и я, и собирают сейчас вещи, одержимые самыми разными мыслями…