– Через час мы будем в сенате, – сказал я, –можете так и передать избранникам народа.

Он ушел, и я отправился к себе переодеться для поездки.Президент увязался было за мной, но я велел ему тоже идти переодеваться, и онушел. Алиса прибирала бумаги у меня на столе. По радио передавали песенку отрех шимпанзе, встретивших марсианина. «Кто вы?» – спросил марсианин. «Мы почтилюди», – ответили шимпанзе. «Почему – почти?» – удивился марсианин.«Потому что у людей очень глупая жизнь и мы не хотим становитьсялюдьми», – ответили шимпанзе марсианину.

Интересно, подумал я, а Президенту не надоело еще бытьПрезидентом? Все эти условности, нет рядом соплеменников, приходится постоянноносить одежду и пользоваться вилкой…

– Бедный, как тебя газеты ругают, – сказала Алиса.

– Ерунда. Им скоро надоест.

– Знаешь, я, кажется, начинаю тебя уважать.

– Быть не может, – сказал я искренне.

– Нет, правда.

– Ну и прекрасно, – сказал я. – Я рад, и мы сПрезидентом отправляемся сейчас в сенат давать отчет избранникам народа. Ох, ишуму будет…

Президент выбрал открытый лимузин – он очень любил открытыемашины. Окруженный мотоциклистами кортеж выехал за ворота. Демонстрантов небыло, только там и сям играли на скрипках и рисовали на асфальте картинкибезработные полковники. Погода стояла чудесная. Мы включили радио и узнали, чтоакции военных предприятий вообще ни черта уже на бирже не стоят, армияпродолжает разбегаться, и это перекинулось уже в Европу, затронув пакт «Норд»…

– О! – сказал Президент, гордо поглядывая на нас.

– Вот именно, – сказал я. – Дик, что вы думаете ошансах Президента на второй срок?

Стэндиш, все время беспокойно оглядывавшийся по сторонам, необорачиваясь ко мне, сказал:

– Прежде чем говорить о втором сроке, нужно… Хлесткие щелчкивплелись в ровное журчание моторов, наш водитель затормозил, и машинуразвернуло поперек дороги, что-то острое обожгло мне плечо. Что-то теплоеплеснуло в лицо. Стэндиш молотил кулаками по борту лимузина и рычал:

– Говорил я тебе, болван!

Мотоциклисты сбились в кучу, мимо нас промчалисьтелохранители с искаженными бледными лицами, выли сирены, хрустело стекло, кто-токричал, может быть, кричал я…

Плечо горело, по рукаву пиджака текла кровь. Рядом раздалисьвыстрелы – это детективы стреляли по окнам какого-то склада. Президент лежалнавзничь на широком сиденье спокойный, серьезный, неподвижный, я заглянул ему влицо, отразился в его широко открытых глазах, и в ушах у меня зазвучала песенкао трех шимпанзе, встретивших марсианина. Телохранители вытащили на улицукакого-то человека, он кричал, они кричали, метались прохожие, глаза Президентагасли, гасли…

– Президент! – крикнул я, пытаясь поднять егоголову. – Президент, мы не успели…

Поздно, его уже не было, и бессмысленно было просить у негопрощения за то, что мы впутали его во всю эту историю. Стэндиш, с разбитыми вкровь костяшками пальцев, стащил с себя пиджак и медленно накрыл им лицоПрезидента.

– Рой, вы ранены, – сказал он тихо. – Джек, какогочерта ты стоишь? В госпиталь, быстро!

Взвыли сирены. Машина развернулась, отшвырнув брошенныйпосреди улицы мотоцикл и помчалась куда-то. Я уронил голову на пиджак, прикрывавшийлицо Президента, и заплакал – то ли от боли, то ли от жалости и омерзения кнашему миру…

Вот и все.

Президента похоронили в Дарлингтоне. Оркестр морской пехотыиграл печальную музыку известных композиторов, медленно проплывали длинныечерные лимузины, наматывая на колеса траурные мили повсюду – ленты черногокрепа и букеты белых асфелий.

Сенатор Пертингтон произнес длинную речь, в которой оченьпрочувствованно и пространно охарактеризовал заслуги Президента на нивеполитики, экономики и освоения космического пространства, потревожил покойпервых поселенцев, проводил параллели и перекидывал мосты. Все смахивали слезы,а супруга министра обороны упала в обморок и была деликатно вынесена за пределыкладбища. Залп из сорока одного орудия – и гроб с телом Президента был опущен вмогилу.

Писем мы получили много, среди них были и полные злорадства,и полные искреннего сочувствия. Некоторые были опубликованы. К сожалению, вгазеты не попало письмо одной маленькой девочки, год назад вручавшей Президентуцветы на церемонии открытия им картинной галереи. Она писала:

«Уважаемые сенаторы очинь нехарашо убевать президентов аубевать президентасмита было вовсе подло он был такой добрый и уморитильный вкостюмчики и он никого не обижал не точто некаторые».

Вот такое было письмо. Его не напечатали – во-первых, оченьуж неграмотно, во-вторых, не вполне уместно называть Президента уморительным…

В результате следствия, проведенного лучшими специалистами,было неопровержимо доказано, что застреливший Президента человек былпараноиком, и болезнь в конце концов вылилась в маниакальное стремление убитьважную персону, чтобы прославиться. К сожалению, до суда убийца не дожил –повесился в камере.

Безработные военные вернулись на свои места, обращение к ООНи меморандум ядерным державам так и не были отправлены адресатам, но тем неменее в воздухе ощущается что-то новое, никто не может сказать о нем ничегоопределенного, но все знают – было До и существует После…

Дик Стэндиш потерял место. На следующий день послевступления в должность нового главы государства Дик, планируя необходимые мерыбезопасности, осведомился с непроницаемым лицом: «Сэр, вы в какие обычно часыпредпочитаете скакать по деревьям?» Через час его проводили в отставку посостоянию здоровья, наградив на прощанье медалью. Он основал небольшое бюрочастного сыска, процветает и иногда бывает у меня в гостях.

В зоопарк я не вернулся. Мирно и покойно живу в купленном вовремена процветания коттедже, по заказу одного солидного издательства пишукнигу «Мы никогда не звали его Джо. Год и три месяца Президента Смита». Большеполовины уже готово. Многие считают, что события я отобразил удивительнодостоверно. Что ж, в конце концов у меня больше, чем у кого-либо другого, правписать о Президенте – как-никак я несколько лет был его близким другом и, чтоскрывать, имел на него большое влияние. Хорошо помню, как однажды, во времясвоей предвыборной кампании, он сказал мне следующее… господи, и я туда же? Вобщем, я его хорошо знал.

И должен быть ему благодарен хотя бы за то, что он, пусть икосвенным образом, устроил мою судьбу. Алиса все-таки вышла за меня. Как нистранно, она больше не называет меня неудачником и не уговаривает поступить вкакую-нибудь перспективную лабораторию. Впрочем, может быть, в этом и нетничего странного – на всех нас, членов президентской команды, феерическаяистория его взлета и гибели наложила свой отпечаток и оставила в душах свойслед. Вряд ли мы когда-нибудь осознаем это во всей полноте, и не думаю, что этотак уж необходимо – Президента все равно уже нет…