В Уайтхаузе царила суматоха. Въезжали на прежние места сейфыс государственными секретами и разной бумажной чепухой, временно оказавшиеся неу дел секретарши щебетали, собравшись стайками по углам; двигали мебель,проверяли телефоны, натирали полы, выпроваживали журналистов, вежливо просилиподождать сенаторов и генералов… и вдруг посреди этого гама и деловой суеты янаткнулся на уоррент-офицера, вернее, он натолкнулся на меня, он летел покоридору с лицом молодого монаха, которому вдруг явился дьявол.

– В чем дело? – испуганно спросил я. Этот офицер, наш«атомный связной», должен неотлучно находиться возле Президента – в егопортфеле лежат коды и шифры, с помощью которых Президент, и только он, можетподать сигнал к началу ядерной войны, поднять в воздух стратегическиебомбардировщики. Выпустить межконтинентальные ракеты. Офицер молчал, клацаязубами.

– Что случилось? – я пытался вспомнить его имя и немог. – Где ваш чемоданчик?

– Ч-чемоданчика нет, – он смотрел на меня шалымиглазами. – Президент, он его… того… все разорвал – и половину вканализацию, а половину съел…

Год в Уайтхаузе кое-чему меня научил. Я запер офицера вближайшем пустом кабинете. Поставил перед дверью двух агентов, дав строжайшийприказ никого и близко не подпускать. Другим я велел немедленно доставить комне начальника секретной службы Стэндиша и пресс-секретаря Холла – больше яникому не мог довериться. Через две минуты они появились в моем кабинете –Холл, как я увидел, в одном ботинке. При всех своих недостатках детективысекретной службы были отличными исполнителями и, окажись Холл в момент их визитабез штанов, надеть их он не успел бы…

– Положение таково, – сказал я. – Все ядерные коды«черного портфеля» уничтожены. Вторые экземпляры есть у военных, но к ним,разумеется, мы обратиться не можем – представляете, как они себя поведут, еслипронюхают, что оказались монопольными владельцами?

– Господи! – схватился за голову Кэл. Стэндишнепроницаемо молчал, словно деревянный индеец перед табачной лавкой.

Я взял лист бумаги и громко прочел вслух:

– Экстренное обращение Президента к нации и дипломатическомукорпусу. Первое: Президент обратился к Организации Объединенных Наций спредложением о немедленном ядерном разоружении. Второе: Президент направилядерным державам меморандум, в котором сообщает, что, как Верховныйглавнокомандующий, отдал вооруженным силам приказ приступить к демонтажу всехбоевых систем, имеющих своим компонентом ядерное оружие. Третье:рассматривается вопрос о других видах оружия массового уничтожения…

– Хватит! – заорал Кэл.

– Для начала хватит, – согласился я.

– Идиот, ты что, собираешься нести это на подписьПрезиденту?

– Собираюсь, – сказал я. – Мы с тобой год с лишнимпротираем штаны в этом заведении и в основном пишем речи да открываем лечебницыдля увечных кошечек. Теперь… Я хочу, чтобы у меня были дети, но не хочу, чтобыони жили под нависшей бомбой, как тридцать лет прожили здесь присутствующие. Ивот у нас появился единственный шанс, такое выпадает раз в жизни – мы сможемжить без бомбы…

Я думал, что Кэл опять сорвется на крик, но он выдержалмарку – достал блокнот, что-то нацарапал, с треском выдрал листок и бросилпередо мной на стол. Прошение об отставке, как я и ожидал.

– А я-то думал, что ты ничего не боишься, Кэл… – сказал я,но он уже выбегал из комнаты. – Ну, а вы, Дик?

– Я не политик, – сказал Стэндиш. – Моя обязанность– охранять Президента, пока он находится у власти. Чем я намерен заниматься ивпредь, с вашего позволения.

– Ну, а все-таки? Что вы-то обо всем этом думаете?

В его лице что-то изменилось:

– Да ничего я не думаю, Рой. Я это плохо умею. Просто мненадоело все время помнить, что и я, и мои дети, мои друзья – все живут которыйгод под нависшей бомбой…

Итак, один союзник у меня все же был, и он стоил многих.Было страшно, но отступать мы не могли.

– Значит, так, – деловито начал Стэндиш. – Явызываю всех своих парней и утраиваю посты. Нужно связаться с командованиемокруга и развернуть вокруг Уайтхауза надежные десантные части. Возможно,придется ввести в столицу танки. Списки всех, кого следует немедленноарестовать, я подготовлю через полчаса.

– Очень мило, – сказал я. – Может быть, затребуемеще и авианосец? Дик, мы не в Гондурасе.

– Вы болван, – сказал он. – Вы хорошопредставляете, что начнется вслед за оглашением обращения к нации? Военные…Следует ожидать всего.

– Я считаю, что у нас это невозможно. Парашютисты вокругУайтхауза, танки на улицах, аресты по спискам… Дик, мы с вами не диктаторы,вернее, Президент не диктатор и не может действовать, словно какой-нибудьлатиноамериканский генерал. Наши двухсотлетние традиции…

– Вы серьезно?

– Да, – сказал я. – Нужно же во что-то верить,Дик. У нашей страны, нашей системы немало недостатков, я согласен, но, несмотряни на что, мы остаемся демократическим государством, и я не допущу никакихкомандос вокруг Уайтхауза, танков на улицах и арестов.

– А вы помните, как десять лет назад вас и вам подобныхлупила полиция, когда вы протягивали им цветы?

– Ах, вы и это знаете. Ну, разумеется… – сказал я. –Помню. И именно потому не хочу действовать теми же методами. Все. Немедленнособерите журналистов в Голубом зале.

Он, я чувствовал, хотел бы возразить, но долголетняяпривычка к дисциплине взяла верх – он молча щелкнул каблуками и вышел. Янаправился к Президенту.

Президент подписал и обращение к ООН, и меморандум к ядернымдержавам, и через полчаса я зачитал оба документа собравшимся в Голубом залерепортерам. Голубой зал мы выбрали не случайно, там самые широкие в Уайтхаузедвери, но все равно троих едва не затоптали, когда журналисты ринулись прочь,спеша в свои редакции и студии. Произошло неслыханное в нашей истории –торопясь донести такую новость до слушателей и читателей, ни один репортер незадал ни одного вопроса…

То, что началось потом, было похлеще пожара в сумасшедшемдоме. С экранов телевизоров как ветром сдуло ковбойские фильмы, «мыльные оперы»,полуобнаженных красоток и даже рекламу. На экраны хлынули обозреватели,комментаторы и интервьюеры. Ребята Гэллапа носились по улицам, теряя подметки.

Через пару часов стали поступать экстренные выпуски газет, ия узнал о себе много нового. Утверждалось, что я мессия, сволочь, продажнаяшкура, национальный герой, развратник, коммунист, алкоголик, анархист, квакер,протестант, мужественный политик, наемник Кастро, прислужник ниггеров,смельчак, узурпатор, наркоман, апостол нашего века, сатана. Оказалось, что яизнасиловал школьницу в дамском туалете воскресной школы, фальсифицировалрезультаты голосования в одиннадцати штатах, отбыл девять сроков за пятнадцатьтяжких преступлений и бежал, не отсидев до конца за шестнадцатое. И томуподобное. Относительно моего происхождения и подлинного имени имелисьсущественные разногласия – правые газеты дружно склонялись к мнению, что я –высокопоставленный сотрудник примерно девяти коммунистических разведок (поошибке или из-за плохого знания географии одна газетка отнесла к числу странВаршавского договора и Андорру). Но были и другие версии: а) двоюродный братполковника Каддафи, б) земное воплощение Будды, в) анонимный инопланетянин врезиновом скафандре, имитирующем человека, г) вернувшийся из Гималаев граф Сен-Жермен,д) да какая разница, кто этот подонок, если его следует поскорее вздернуть?