На сборы ушло не два дня, а все пять. Отправленные Сагийари люди успели привезти из дальнего поселка старика-фермера, в детстве плававшего на каравелле в команде. Отобранные Магуром смуглые и бледные махиги - теперь уже все называли себя одинаково - успели выучить названия незнакомой оснастки и попробовать управляться с парусами корабля, который был много больше и сложнее любой рыбачьей лодки. Гимба умудрился без ссоры разделить своих родичей-хакка на две группы: тех, кто плывет на запад и тех, кто остается в лесу махигов, помогать вождю Даргушу. Гух очнулся и утвердился на пути к выздоровлению...

Утром шестого дня от постройки корпуса корабль был готов, хотя никто еще не верил до конца, что все получилось и эта странная лодка-переросток способна уйти в дальний путь. Мавиви стояла на корме, привыкая к дышащей, подвижной палубе под ногами. Смотрела на берег, ровный и пологий, заполненный людьми. На вождя, которому опять стоило всех сил это его спокойствие, столь важное для махигов... Даргуш снова, как тогда, утром, коснулся груди над правой душой и поднял раскрытую ладонь, делясь теплом с уходящими. Юити всхлипнула и обняла Шеулу. Мавиви поняла, что и она видит берег нечетко именно из-за слез, нет смысла себя обманывать, - текут, не слушаются уговоров... Магур повторил жест сына и первым отвернулся от берега.

- Выбирайте якорь, ставьте паруса, - с некоторым сомнением подал он непривычную для махигов команду. - Рулевой, держи на закат...

Старший сын рода дубов, гордый тем, что его взяли в плаванье, кивнул и чуть поправил огромное, почти в свой рост, колесо. Руль прилаживали долго, но все равно - получился он туговат, не хватило ни времени, ни опыта, чтобы все исправить. Поэтому рулевых выбрали по силе: трех, в том числе Гимбу.

Бледный старик, некогда плававший на настоящей каравелле, засвистел в дудочку, вырезанную по его просьбе - гнусавую и звучную.

- Шевелитесь, рыбий корм! - задорно прикрикнул он, стараясь выпрямиться и не горбиться. - Уж вы у меня побегаете, уж вы поймете, кто есть боцман и кто есть вы, тухлые селедки! Крепи ровнее, вяжи не так, а вот так, ведь я показывал! Вот слезешь оттуда, всю шею тебе палкой обомну, так и знай! Обомну, ум и войдет, вы ж деревья, вам вбивать надо мысли, как гвозди, да... Ты и ты, что встали? Там ваше место, на реях!

Люди забегали и засуетились, еще плохо понимая и свои места, и свою работу. Шеула уткнулась лицом в плечо Юити.

- Неужели мы доберемся? - одними губами шепнула она.

- Конечно, - так же тихо ответила мама Ичивари. - Нас много и мы вместе. Это гораздо проще, чем ночью слушать волков и ждать беды. Пошли, надо проверить запасы и решить все по поводу питания. Боцман сказал: кормить три раза в день. Мы должны его слушаться. Все же палку ему сам вождь вырезал.

- Даже дед Магур будет слушаться?

- Наверное, - с сомнением отозвалась дочка старого вождя, косясь на отца. - Скоро выясним. Пока что ты считай бочки и проверяй, не текут ли те, в которых вода. А я спою для ветра. Мне Джанори велел.

Широкий косой парус главной мачты с шелестом развернулся, расправляя последний ярус сборок. Голос Юити заскользил над водой, и ветер явился, бережно гладя полотнище и подталкивая корабль. Возле острого носа зашумела вода, все громче и увереннее. Второй парус, на более короткой мачте, раскрылся. И третий, малый. И четвертый, который бледные именуют слепым и ставят на длинном бушприте, перед носом корабля. Берег стал удаляться, кутаясь в серый туман. Секвойи-старейшины стояли великанами и чуть шевелили верхними ветвями, играя с первыми лучами рассвета, перебирая их, как струны, создавая в тумане зримую музыку расставания...

Ветер окреп, погнал ровную невысокую волну, натянул паруса сильнее и увереннее. Полоска зеленого мира за кормой делалась все тоньше и тоньше, пока не исчезла совсем в сиянии рассвета. Но никто уже не оглядывался. Потому что смотреть на восток надо, возвращаясь. Всем вместе и, конечно же, - с Ичивари ...

О нем Шеула думала довольно часто. Глядя на Юити, трогая ожерелье, всматриваясь в закат. И касаясь сознанием великого асхи, владеющего всем водным миром и принадлежащего ему. Помогающего не потерять слабый след прошедшего здесь корабля бледных. Ведь очень важно понимать: быстрее ли двигалась каравелла? Куда в точности? И не трогала ли рука Ичивари поверхность вод? Не касалось ли слуха асхи его прошение, переданное через подарок - маленькое перо...

Тянуться вперед, до боли, до ноющего, рвущего надвое чувства утраты себя, было тяжело. Но постепенно новое стало получаться все лучше. Когда, к огорчению Гимбы, закончилось в трюме копченое мясо и осталось только высушенное, жесткое и волокнистое, когда месяц распух, затем похудел и снова распух - мавиви уже знала точно, где именно режет поверхность вод каравелла. Она опережала секвойевый кораблик намного, отыграв у него все время, пока учились моряки. Каравелла бледных обратила свой успех в расстояние и теперь хитроумный враг готовился праздновать победу, пусть и слишком заранее. Каравелла была тяжелая, перегруженная пушками, до отказа забитая людьми, болеющими в тесноте. Даже большой парус не помогал ей двигаться быстрее 'Типпичери', узкого и легкого, названного в честь ручья, чтобы и имя роднило его с асхи...

Беду Ичивари мавиви ощутила всей кожей. И его отчаяние, и его просьбу о помощи. Такую далекую, что дотянуться и ответить было невыносимо трудно. Но сын вождя и сам старался изо всех сил, и у него получилось то, что было жизненно важно. Зато Шеула прекратила расходовать себя на наблюдение за дальним и занялась более важным. Уговорами вод и просьбами к ветру. Пленнику плохо, все разговоры о высоком звании посла оказались ложью... Надо спешить и выручать.

Когда каравелла толкнула крутым боком причал, когда замерла у берега, накрепко привязанная к суше канатами, 'Типпичери' был еще далеко от берега бледных. Но ветер дул ровно и курс был проложен очень точно. Гимба, научившийся лучше Магура уговаривать ветер, не покидал палубу и хмуро щурился слипающимися от усталости глазами. Но обещал: еще двенадцать дней - и берег покажется впереди. Еще восемь дней...