Они не отказались от нас окончательно, полагаю, благодаря последнему поступку вождя Ичивы. Он брал больше иных и убивал успешнее прочих. Но, оставшись без поддержки высших, он все же выиграл свой последний бой, самый сложный. Он научил нас прощать и поставил право на жизнь выше возможности отомстить и убить... Может статься и даже наверняка он уже был поглощен тенью безумия ариха. Я помню его взгляд, наполненный яростью рыжего огня. Я помню, как бездумно и жадно он брал силу своей мавиви, не оставив ей ничего, совсем ничего. Но умер он человеком. Потому я позволил дать его имя внуку. В надежде вернуть лучшее, что было в крови и душе деда, исправить его ошибки...'

Магур из рода кедра. Из дневника

Само собой, не удалось изготовить корпус корабля за пять дней, как сгоряча пообещал Гимба, в первый раз коснувшись ариха и без труда обратив в пепел изрядной длины отрезок ствола. Сагийари убедил магиора пробовать свои силы на бесполезной для постройки части ствола, самой тонкой, близ верхушки. И потому пробудившийся арих не причинил вреда скрытому в толще древесины кораблю, еще не явленному на свет.

Считать корпус уже готовым и требующим лишь удаления излишков, его окружающих, предложил Магур. Он некоторое время наблюдал, как Гимба рычит, хмурится и толкает вперед свой тяжелый, каменно-твердый кулак. Как вспыхивает едва различимое пламя и беззвучно рассыпается теплым пеплом. Слишком быстро, грубо и неточно. Пожилой вождь безмятежно сел и начал рисовать корабль. Потом позвал Сагийари и предложил вылепить фигурку хотя бы из глины, поскольку вырезать из дерева - долго. Лепили все вместе, приглашая профессоров и фермеров, охотников и мастеров по дереву. Обсуждали, кто что помнит о каравеллах и кто готов предложить новое. Любому телу, тем более большому, нужен скелет - это тоже придумал Магур. Так получится усилить выжженную огромную лодку и удерживать её форму долго, надежно. Без трещин, без искажений. Сагийари сказал: надо одеть корабль в кору. Есть годная, не гниющая и легкая. И чем её закрепить, он тоже уже знает. Фермеры посоветовались и точно указали, где ставить мачты, две - больше не получится. Ушли сразу, собирать по всей столице ткань и делать парус. Один-то еще цел от времен последней войны, захвачен на корабле людей моря, не сожженном до тла. По его образцу, рассмотрев крепление и шитье, следует теперь спешно делать новые, много.

Второй раз выжигали тоже пробную лодку, из относительно тонкого ствола, вдвоем, слушая друг друга и Шеулу. Корпус получился кривобокий и неровный, ошибки учли, договорились, как оставлять запас и где он должен быть побольше, а где поменьше.

Смотреть на изготовление настоящего корпуса пришла вся столица, даже самые дряхлые старики добрались, вождь выделил коней и отменил все иные работы. Принесли на носилках Утери и Гуха. Бывший ранвари очнулся и начал уверенно узнавать людей как раз в утро большой работы. Говорить еще не мог, только хрипел горлом и моргал, общаясь таким нехитрым способом вполне успешно. По крайней мере Лаура понимала его до последнего невысказанного слова. Гух бредил, совсем серый, обескровленный и похудевший до невесомости, но оставить его в городе не захотели. Как можно не присутствовать на берегу в столь важный день? Глаза не увидят, так душа разберет... Тем более, рядом с больным сидел Томас, жалостливо вздыхал и гладил руку названого внука, чутко вслушивался: не попросит ли пить. И запоминал все важное, чтобы позже пересказать. Жена вождя тоже пришла, её привел Джанори. Долго убеждал, отведя в сторону, даже ругал: было слышно, как он укоряет в излишней робости. Наконец, женщина кивнула, позволила провести себя и усадить рядом с Шеулой.

- Она станет петь, - уверенно сообщил Джанори. - Это важно. Она сама не понимает, как много ей дано и как важно очистить душу и настроить перед работой. В храмах Дарующего не зря поют. Ищут короткий путь к духам. Объединяют силы для прошения. Юити, сперва то, что каждое утро поешь асари, ведь корабль родственен ветру и ветер его повлечет в путь. Затем то, что ты записала относительно ариха, огонь создаст этот корпус и сделает его надежным, красивым и правильным по форме. Наконец, хоть несколько слов для амат, чтобы наш корабль добирался до удобного берега и избегал скал. А для асхи ты споешь, когда корпус коснется воды.

Джанори говорил так уверенно, так спокойно и буднично, словно строить корабли махиги умеют давно и все прочее, помимо песен, уж всяко им удастся без ошибок. Шеула вслушивалась и улыбалась. Гимба виновато косился на пустое место там, где недавно он испепелил часть ствола. Магур стоял у комля секвойи прикрыв глаза и просто слушал море и ветер. И голос дочери, впервые за много лет решившейся спеть при всех, в полную силу... Даргуш тоже слушал, и смотрел на жену с нежностью и теплотой, с какой-то неожиданной для взрослого и жесткого мужчины кроткой лаской, совсем необычной во взгляде вождя.

Работали в несколько приемов. Первым делом сняли излишек древесины сверху, обозначив край бортов и создав ровную площадку. Туда, почти что на место будущей палубы, поднялись Магур, Гимба, Сагийари и еще два профессора. Обозначили, много раз уточнив и проверив замеры, среднюю ось корабля, его борта, всю форму корпуса, как он виден сверху. Затем ранва убрали излишки древесины с боков, создавая самое грубое подобие внешних обводов корпуса. Начали выбирать углубление и внутри, снова и снова замеряя и уточняя, обращая дерево в пепел тонкими пластами.

К закату корабль уже был виден весь. Черный, чуть шершавый на ощупь, еще не отшлифованный. Обожженный бережно и без ошибок: стукни в любом месте по корпусу, отзовется здоровый гулкий звук, станет ясно, что дерево цельное, а слой черноты не толще ногтевой пластины... И снова вымеряли и проверяли, внимательно поглядывая на котлы, в которых готовилась смола для обработки днища, на густую темную массу, наносимую на пласты коры. Готовый корпус сразу решили одеть, защитить - незачем ему оставаться голым и впитывать влагу неровно и случайно. Скелет создавали заодно с корпусом, всю ночь выглаживая руками 'ребра'.

К рассвету сдался и признал усталость даже могучий Гимба. Спрыгнул с высокого борта, ворча и порыкивая, зевая и вздыхая. Добрел до мягкой перины из стружки и опилок, рухнул - и задышал тихо, ровно, улыбаясь во сне. Мавиви села рядом, тоже не способная уже двигаться от утомления, ощущающая себя озером, чье дно обнажила засуха... Нет силы, нет жизни, нет ничего, только спекшаяся корка сплошной усталости. Остается прикрыть глаза и провалиться в сон. Надеясь, что глубинные ключи сильны и озеро наполнится снова, быстро. Дело-то важное и полезное, не для войны и беды творимое - для спасения и жизни. Уже сквозь туман полузабытья Шеула подумала: рядом с Гимбой ей спокойно. Стоит ли от себя скрывать, что бешеный огонь в глазах Ичивари тогда, при первой встрече, в какое-то краткое мгновение показался и приятен, и невозможен. Она давно не общалась с людьми и не считала себя взрослой, сын вождя дал ей понять: ошибалась, она уже выросла, ею можно восхищаться. Бешено, жадно, даже грубо... То, что сделал Ичивари, - это мавиви знала с самого начала - было не его виной даже, скорее его бедой и знаком безумия. Велика заслуга сына вождя, осилившего в себе тьму ревущего пламени, обуздавшего разум - самого норовистого коня, тем более непокорного в окружении пожара гнева, в кольце дыма ловушки знака наставника... Понять можно все. И простить тоже. Так, как прощают дорогим и даже родным. Но вернуть покой и доверие, на миг связавшие, соединившие души до того, как Ичивари подошел вплотную и грубо рванул за руку, причиняя боль и пугая... Мавиви судорожно вздохнула, погладила широкое запястье Гимбы и оставила ладонь на его коже. Ичивари смотрел на неё и было - жарко. А вот Гимба словно специально прятал взгляд, наполняя его то небом, то лесом... С ним рядом спокойно, но души никак не удается связать, создавая большое тепло. Потому что магиор не допускает этого. И кажется: недавно она, Шеула, была взрослой, а теперь опять стала ребенком. Обидно.