— Олег, — воскликнул Томас, — что тыговоришь?

Олег развел руками.

— Томас, это правда. Однако правда и то, что толькоцерковь раздувает огоньки знаний, строит школы и открывает университеты. Но этоодним баронам неинтересно, а другим — выгоднее делать вид, что церковь накопиласлишком уж большие земельные угодья, собрала за стенами монастырей многозолота, вообще у нее опасно большое влияние на простой люд...

Лес измельчал, деревца все искореженные болезнями,уродливые, с осклизлыми ветвями, под копытами чавкает, хлюпает, очень редкотреснет сучок, гораздо чаще с отвратительными звуками лопаются разбухшиеболотные растения. Томас чувствовал неприятный гнилой холод, солнечные лучиздесь теряют убойную силу, запутавшись в ядовитых испарениях. Если в лесу подсенью деревьев бодрящая прохлада, то здесь как будто спустился живьем в могилуили в подземный склеп, двери которого не распахивались тысячи лет.

Он покосился на Олега, но отшельник едет спокойный иотрешенный от суетности мира. Лицо благообразно, умиротворенно, словно унастоятеля образцового монастыря, который полностью на содержании королевскойказны. Очень медленно тяжелые веки поднялись, Томас увидел ярко-зеленые, какмолодая трава, глаза отшельника, они сузились, рука с непостижимой скоростьюметнулась к поясу, тут же из ладони вылетело нечто блестящее...

Обомлевший Томас не успел даже отклониться от летящегоострием вперед кинжала. А тот чиркнул по щеке крестообразной рукоятью,хрястнуло, послышалось злобное шипение. Опомнившись, Томас выхватил меч, нодлинная зеленая змея уже упала обратно в болото. Темная вода взлетаетгнилостными брызгами, испуганные жабы прыгали в воду и затаивались подкорягами, а змея все билась и билась, не в силах ни проглотить вонзившийся вглотку кинжал, ни выплюнуть.

Томас спрыгнул с коня, под тяжестью доспехов ушел до колен,а когда шагнул к змее, провалился почти до пояса. С проклятиями взмахнулкинжалом, острое лезвие легко отсекло голову. Томас сделал еще шаг и потянулсвободную руку к отсеченной голове, но провалился под грудь. Кое-как ухватилголову, выдрал из пасти кинжал Олега, калика наблюдал с коня, неподвижный, какгромадная болотная кочка.

— Вот... — прохрипел Томас... — достал...возьми...

Калика покачал головой.

— Он такой грязный, — сказал он задумчиво, —оставь у себя. Да и ты какой-то... не совсем тот красавец, что блистал на балу.От тебя как-то странно пахнет...

Томас с трудом, проваливаясь на каждом шаге, вернулся кконю, но прежде чем ухватился за луку, под ногами ушло дно, он провалился доподбородка. Если бы не зацепился за стремя, то кто знает, какая бездна под этимболотом.

Олег брезгливо морщил нос, Томас кое-как взобрался на коня,по его бокам поползла жидкая грязь, конь фыркал и нервно переступал ногами,Томас стиснул зубы, ишь брезгливые, а знали бы, что сейчас у него под стальнымиплитами доспехов, вообще бы ржали в два голоса, бесчувственные...

— Спасибо, — сказал он холодно, — ты хорошоумеешь метать ножи. Я видел как-то упражнения ассасинов, их учат вот такбросать ножи в спину, убивать исподтишка.

Олег сказал мирно:

— Да-да, понимаю. Я должен был бросить болотной гадюкевызов на поединок, да?

— Я не это хотел сказать, — ответил Томас все также надменно, — благородных людей не учат бросать ножи!

— Дык я ж не благородный, — ответил Олегмирно. — Мне можно. Мне можно все.

Томас не ответил, весь облепленный грязью, даже шлем сналипшими листьями и в ряске, но лицо рыцаря все такое же надменное ипреисполненное достоинства.

Избушка выглядела древней, как самые старые деревья этоголеса, почти засохшие, изъеденные дуплами и древоточцами. Крыша под толстымслоем зеленого мха, темные бревна стен в пятнах плесени, мох взбирается поуглам, где легче закрепиться, кое-где достиг крыши. Ступеньки, когда-товысокие, погрузились в землю, да и сам дом постепенно опускается в леснуюпочву, как тяжелый камень исчезает в мокрой глине.

Томас вытянул копье и стукнул кончиком в дверь. Олегпосмотрел с укоризной, начал слезать, из-за двери раздался кашель и скрипучийстарушечий голос:

— Кто стучится к безумной Катрин?

— Странники, — ответил Томас отчетливо.Перекрестившись, добавил строго: — А Господь велит принимать путников, как егоСамого!

— Тогда убирайтесь прочь, — ответил голос. —Если хотите, чтобы я принимала вас, как вашего Бога!

Томас покраснел, открыл рот для гневного окрика, но Олегсказал быстро:

— Матушка, тогда прими нас просто, как заблудившихсяпутников. Тем более что мы и есть они самые.

Дверь скрипнула и отворилась. В темном проходе показаласьсгорбленная старушка, костлявая и в лохмотьях, лицо почти коричневое,сморщенное, беззубый рот собрался в жемок, седые волосы падают на плечинеопрятными лохмами. Она подслеповато всматривалась в рыцаря на блестящем коне,Олег приблизился, отвесил короткий поклон.

— Здравствуй, матушка. Я, как и ты, не поклоняюсь ихБогу, так что можешь принимать нас со всем радушием.

Взор ее смягчился, но перевела взгляд на Томаса, голоспрозвучал с прежней подозрительностью:

— А он?

Олег отмахнулся.

— Простой вояка, что с него возьмешь?

Она с минуту рассматривала Томаса, взгляд ее смягчился.

— И то верно. Заходите, гостями будете. О конях небеспокойтесь. О них позаботятся.

Томас соскочил на землю, но от коня не отходил, осматривалсяс мрачной подозрительностью.

— Кто позаботится? Волки? Или медведи?

Олег бросил через плечо:

— Тебе же сказано, что позаботятся! Или тебе нравятсяобязанности конюха?

Томас пробурчал:

— Благородному рыцарю не зазорно ухаживать заблагородным конем. Неизвестно еще, у кого из нас родословная длиннее...

Комната всего одна, пол из толстых, темных от грязи досок,две потолочные балки на такой высоте, что обоим пришлось пригнуться, столдобротный, однако тоже древний, рассохшийся, с изъеденными короедами ножками.Очаг прямо на полу, там все выложено и огорожено камнями, от груды багровыхуглей идет сухой устойчивый жар, кое-где вспыхивают огоньки, но тут же, неполучая пищи, гаснут.

Олег прошел вперед, бросил на угли несколько толстыхпрутьев. Томас некоторое время брезгливо осматривался, старуха сказала снерешительностью в голосе:

— Благородный господин... уж не знаю, как к вамобращаться, проходите, вон лавка! Выдержит ваше высочество даже в доспехах.

Томас еще некоторое время постоял для внушительности, Олегвсе подбрасывал веточки в огонь, помешивал угли, старуха начала суетиться сгоршками и котлами, наконец он прошел, громыхая и позвякивая железом, сел и,поставив меч между ног, оперся на рукоять обеими руками.